Карина Добротворская: Мужчина апреля [litres]

Грета ужаснулась бы, осознав, как много жертв потребует этот Новый Разворот на сто восемьдесят градусов. Я понимал, что она попытается помешать осуществить наш большой план. Ведь если наши расчеты верны, вымрут миллиарды женщин. Потом мы, конечно, восстановим нужный баланс. К тому же вы предусмотрительно подготовили искусственную матку, которой мы обязательно воспользуемся. За это вам – большое мужское спасибо. Контроль над гендерным балансом популяции будет у нас в руках.

Мы не хотели вам зла. Мы просто хотели поставить вас на место. Перепробовали все: восстания, выступления отдельных отчаянных жертв, пытались вести пропаганду, взращивать веру в медленную эволюцию. Ничего не сработало. Что нам оставалось? Бросаться под лошадь? Или под трамвай? Ну уж нет, тут требовалось нечто посильнее. Как вы это называете? Финальная чистка?

Было ли мне жаль мать? Да. Я ведь ее сын. Я не солгал тебе – я был последним, кто видел Грету живой. Когда она показала на красный том и сказала: «Подай мне вон ту книгу с зеленой обложкой», я понял, что – началось… Путаница красного и зеленого цветов – один из симптомов заболевания, вызванного новым вирусом. Удивительно, что ты так и не догадалась. Впрочем, чего я удивляюсь – мозги у тебя кроличьи… Ты – человек, не являющейся личностью. Раб своих эмоций, инстинктов и страстей.

К вечеру воскресенья мне стало ясно, что конец близок. Когда дом стих, я вошел в спальню Греты. Она лежала в постели, лицо ее было спокойным. Красный том стихов Пушкина лежал рядом. Матери посчастливилось сдаться новому вирусу во сне: она не сопротивлялась, а потому не страдала.

Я сидел на краю кровати Греты, смотрел на нее и держал за руку, пока она не перестала дышать. Вот так, как я сейчас держу за руку тебя. Кажется, я плакал. Я в конце концов – тоже человек. Ты видела, что я умею плакать.

Ваша инфекционная полиция, кстати, сработала неплохо. Как только аутопсия тела Греты показала неизвестную инфекцию, морг со всеми, кто был в здании на тот момент, изолировали, закрыли на строгий карантин, а инфекционная полиция начала отслеживать контакты Греты, Айны, Туяры и делать точечные выемки потенциально зараженных.

А ты все думала, что тебя обманывают злые коллеги и за тобой гоняется политический сыск! Когтистая лапа государства. Я тебе даже завидую. Я не такой фантазер. Самообман помогает скользить по жизни, не присматриваясь к деталям. Ты называешь этот самообман любовью. А я – ложью.

Возможно, вы еще сумеете взять новую эпидемию под контроль. Вы же одержимы идеей контроля, у вас это хорошо получается. Но вы не удержите Идею. Наше Движение уже одержало победу. Мы показали вам, как вы уязвимы. Если вы опять одержите вверх, мы будем смотреть на вас из темноты и ждать, когда вы ошибетесь.

Уже темнеет, зажигают электричество, и твоя кожа кажется голубой.

А за вашего с Никой сына не беспокойся. Либо Нику введут в кому и вырастят в ее теле плод, либо зародыш поместят в искусственную матку. Зря, что ли, ваша медицина – такая передовая?

Не знаю, поймешь ли ты меня. А впрочем, какая теперь разница.

Ваш сын бы меня понял.

Он же – мальчик.

Я встаю с твоей кровати. Мне пора идти. Не хочу проверять, жива ты еще или нет. Передай привет матери, если увидишь ее в мире, который Рабле назвал «великое может быть». Это ваш мир – мир поэтов и женщин. Он состоит из мечтаний, обещаний и облаков. А мне пора разбираться с реальностью. Поплакал, а теперь пойду.

Я же – мальчик.