Келли Маквильямс - Агнес на краю света

— Пожалуйста, Бет, — взмолилась она. — Ложись спать.

Бет уже стояла босиком на полу, дрожа от холода, в белой ночной рубашке. Ее глаза светились в темноте, и Агнес почувствовала холодный прилив страха. Ей было хорошо знакомо упрямство сестры.

Ох, ну почему Бет не продолжила спать, как все предыдущие разы?

— Куда бы ты ни шла, возьми меня с собой.

— Это слишком опасно.

Бет обвела взглядом гостиную.

— Мне все равно. Здесь до смерти скучно. Пожалуйста.

Близнецы перевернулись в своей кроватке. Агнес затаила дыхание, но младшие девочки не проснулись. В дальнем углу свет ночника-распятия озарял лицо спящего Иезекииля.

Сколько Агнес себя помнила, они все делили с Бет — кровать, расческу, мечты.

Всё, кроме этого. Единственного секрета Агнес; слишком опасного, чтобы им делиться.

Глаза Бет загорелись.

— Это парень? Да?

Агнес потерла переносицу. Она искренне любила сестру, но люди шептались, что от нее только и следовало ждать беды. Они поговаривали, что Бет была импульсивной, испорченной, тщеславной — в общем, именно той девушкой, которая заведёт невинного парня в тень долины смерти.

Но Агнес слишком любила её, чтобы верить в эту чепуху.

— Нет, — тихо ответила она. — Я не встречаюсь с парнем. Почему ты вообще о таком меня спрашиваешь?

Бет склонила голову набок, раздумывая.

— Если это не парень, тогда что?

У Агнес вспыхнули щеки. Она ненавидела вести эту скрытную двойную жизнь — ложь порождает еще большую ложь, и она сгорала от постоянного стыда.

Она встретилась взглядом с хорошенькими зелеными, словно мелководье óзера, глазами Бет, и чуть было не созналась.

Ей хотелось рассказать, что у неё нет выбора. Что она продала свою душу два года назад. И если бы она этого не сделала, то их семья уже похоронила бы Иезекииля на лугу. Но спасение его жизни было тяжким грехом, и этот крест нести ей — и только ей одной. Как бы сильно она не любила сестру, она знала, что Бет не была достаточно сильна, чтобы долго нести это бремя.

Ради спасения жизни брата Агнес прикусила язык.

— Если ты решила бунтовать, я пойму, — не сдавалась Бет. — Разве ты не знаешь, что у меня тоже есть сомнения? Я думаю, Ред Крик в последнее вре…

— Прекрати, — шикнула Агнес. На сегодня с нее было довольно любопытства младшей сестры. — Куда я иду — не твое дело!

Бет отшатнулась, словно от пощечины. Затем ее миловидное личико исказилось от гнева, и Агнес непроизвольно вздрогнула.

— Все всегда говорят, какая ты праведнная, — фыркнула Бет. — Но это все ложь, не так ли?

— Бет. — Она хотела, чтобы та ее поняла. — Я стараюсь изо всех сил.

«И всё же тебя это не касается».

Агнес посмотрела на Иезекииля, сжимавшего плюшевую овечку, и тут же отвела взгляд.

— Ты думаешь, я ребенок, — голос Бет наполнился обидой. — Но ты не можешь все время держать меня в неведении.

— Не выдавай, — потребовала она. — Можешь меня ненавидеть, только не выдавай.

— Ладно. — Бет отвернулась от нее, копаясь под матрасом в поисках дневника. — Но я тебе этого никогда не прощу. Никогда.

Она яростно принялась царапать в тетради, прячась в своем собственном маленьком мире.

«Бет, я люблю тебя, — хотела сказать Агнес, но не стала. — Прости меня, Бет».

Она оглянулась на часы и у нее ёкнуло сердце. Почти полночь. У нее было мало времени.

Агнес тихонько толкнула трейлерную дверь и выскользнула на вечерний воздух.

Ночь пахла лавандой, пылью и опасностью.

Агнес всегда встречалась с Чужачкой на кладбище семьи Кинг, у подножия холмистого луга, который расстилался зеленым ковром от их крыльца до самой опушки леса. Кладбище означало границу, которую она никак не могла пересечь. Конец ее мира; там, где вступал во владения дикий мир Извне.

Держа фонарик и голубой холодильник для пикника, она поспешила к небольшой кучке надгробий, торчавших из земли, будто гнилые зубы. Трава была бархатной, а луна напоминала белый ломтик хлеба.

Чужачки не было.

У Агнес подкатил комок к горлу, и она опустилась среди могил в ожидании встречи.

Семья Кинг потеряла пятерых детей. Надгробия гласили: ИЕРЕМИЯ, МЕРТВОРОЖДЕННЫЙ. АННАБЕЛЬ, МЕРТВОРОЖДЕННАЯ. НОЙ, МЕРТВОРОЖДЕННЫЙ. А еще ИОНА и РУФЬ.

Руфь была прекрасной малышкой, и Агнес никогда бы не забыла ее похорон. Маленький деревянный гробик и то, как крохотные детские пальчики были сжаты в кулачки, словно лепестки бутона. Пророк сказал, что исполнилась воля Господня, когда лихорадка забрала жизнь ребенка, и Агнес ему поверила. Но у нее болело сердце за ребенка и его мать, которую винил весь Ред Крик. То был знак: раз у женщины умерло так много детей, значит, она заслужила гнев Господень, и с этим осуждением ей приходилось жить.