Андрей Шипилов - И упало Слово

Корчак взял булку, она была горячая и разрезанная посредине. Он понял, что внутрь вложена еще какая-то еда.

— Там несколько сортов мяса, соус , овощи, -- словно прочел его мысли Тагор, — это надо просто откусывать и есть.

Мясо! В будний день! И не просто — «мясо», а «несколько сортов»! Разве так бывает?

Корчак откусил кусок булки, — это было невероятное, нереальное ощущение. Ему показалось, что что-то подобное он пробовал во время выпускного визита, но то было полурастворившееся детское воспоминание, то ли было, то ли нет. А здесь была реальность.

— Позволю вам дать совет, — подал голос Тагор, — у вас сейчас возникнет желание все испробовать, все здесь изучить. Вы можете это сделать в любое время. А сегодняшний вечер потратьте на то, чтобы детально изучить документ, что вам дал W. Он хотя и не приказывал вам его изучать, но завтра наверняка поинтересуется. Хотя вы называете язык, на котором он написан «техническим жаргоном», это не вполне то же самое, что жаргон, которым вы до сих пор пользовались, там и грамматика обширнее и словарный запас. Так что времени у вас уйдет много. Помочь я вам, к сожалению, не могу, я не должен этого читать, хоть документ и не секретный. Поэтому готовьтесь потратить часть ночи, привыкайте, ночные бдения скоро станут обыденным элементом вашей жизни. Отбоя тут нет, вы вправе спать или не спать, когда вздумаете. Кофе, настоящий кофе — хорошо бодрит, но не переборщите для первого времени, можно нанести вред сердцу. Хорошо помогает контрастный душ. Становитесь под струю и меняете ее температуру: сначала горячая, как можете терпеть, потом холодная, потом снова горячая, — очень хорошо сбивает сонливость…

— А так можно? — хотел спросить Корчак, но не стал этого делать.

Он вдруг осознал, что тот мир, в котором надо было спрашивать разрешения начальства на каждый шаг, остался в прошлом. А в этом мире похоже, можно было делать все, что только не было запрещено явным образом.

Визит Рабиндраната Тагора чудесным образом прогнал тревогу. Корчак больше не боялся оставаться один. Откуда-то из глубин подсознания выплыло понимание, что быть в одиночестве — естественное состояние человека и ощущение невиданной свободы охватило его.

Он решительно подошел к кофейной машине, вложил в паз капсулу, как учил его Тагор и нажал первую попавшуюся кнопку, на которой было нанесено непонятное слово техническими смиволами — AMERICANO. Машина послушно зарокотала и выдвинула чистую пластиковую чашку.

Порция на этот раз была большая, такая же, как порция лагерного кофе. Но запах был не лагерный, а тот самый, чудесный запах. Корчак сел в кресло , — теперь он знал, что именно так называется эта поверхность для сидения, и осторожно отхлебнул, словно опасаясь, что вдруг вкус на этот раз окажется «не тем», и понял, что этот напиток он может пить бесконечно.

Чувство блаженства охватило его. Он закрыл глаза и подивился, как легко потекли мысли. Как же оказывается легко думается, когда ты в одиночестве! Когда нет этого постоянного фонового гомона, когда никто не отвлекает тебя ежеминутно.

Память перенесла его назад, и он будто воочию увидел картину сегодняшнего утра.

Драм-бам-бам! Драм-бам-бам!

Грохот барабанов стелился над центральной площадью Лагеря.

Драм-бам-бам! Драм-бам-бам!

Ранний августовский морозец лез под легкий летний бушлат, осеннюю сезонную одежду еще работникам выдать еще не успели.

Драм-бам-бам! Драм-бам-бам!

Свежий ветер слетал с гор, окружающих Лагерь, и трепал большой синий лозунг с девизами Партии: «Стабильность! Законность! Справедливость!» Под лозунгом висел плакат с радостным краснощеким работником, вскинувшем руку в приветствии. Изо рта работника вылетали слова призыва: «Трудясь добросовестно, ты обеспечиваешь себе место на Безмятежных Островах!»

Под плакатом стоял бледный, шатающийся человек с землистым цветом лица. Это был Маврос Лазарос, сосед Яна Корчака по бараку. Вернее, уже бывший сосед. Стоящие вокруг него стражники в парадных синих мундирах, барабанная дробь, глубокая яма, выкопанная прямо посреди площади, все ясно говорило о том, что сейчас здесь произойдет.

Появился Комендант Лагеря. Он прошел мимо стражников, подошел к Лазаросу и что-то тихо сказал ему. Лазарос ответил и, как показалось Корчаку, кивнул головой.

Комендант поднялся на лобное место пододвинул к себе микрофон и начал читать с белого листа бумаги.