Ярослав Бутаков - Второй Фаэтон - восемь часов до смерти

– Мировое правительство работает над этим, – сказал «генерал-интендант», – достойно сожаления, что прежние национальные правительства не уделяли должного внимания космическим перелётам и организации космических колоний. Плоды их равнодушия и бездействия человечество пожинает сейчас и расплачивается за них. Только благодаря Илону Маску и его компании у нас теперь есть задел для такой техники, которая позволит в ближайшем будущем создать колонию на Луне и осуществить переселение туда наиболее ценных в генетическом отношении представителей человечества. Кроме того, в скором будущем мы организуем полёт на Марс и положим начало колонии там. В этом можно уже не сомневаться. Продолжайте.

«Куда он клонит? Чего добивается? – думал Любарский, имея в виду математика Чатурведи. – Какую игру ведёт? Он явно хочет поскорее спровадить Мировое правительство в космос. А зачем? Станет ли нам от этого здесь лучше?» Учёные уже давно не общались между собой на политические темы, обоснованно полагая, что всюду – в их рабочих и жилых помещениях, а также на улице и в средствах мобильной связи – стоят подслушивающие устройства. Отключение мобильных устройств могло породить подозрение, что учёные сговариваются между собой о чём-то секретном. Конечно, никаких репрессий они не опасались, если не речь не идёт о каких-то конкретных действиях. Власть пока слишком нуждалась в их расчётах и предсказаниях. Но они не сомневались в том, что власть может быстро предпринять превентивные меры по их разобщению. И вообще лучше было не порождать подозрения у такой власти. А в то же время, что можно сделать? Да и нужно ли?

Чатурведи кратко изложил невозможность предсказания «прокручивания» земной коры, отметив, тем не менее, высокую вероятность данного события и ещё раз подчеркнув актуальность превентивной эвакуации в космос. Затем геохимик Вещевзоров изложил расчётные данные, сколько потребуется распылить реагентов в атмосфере, чтобы вызвать механизм обратной связи: выпадение осадков – снижение влажности атмосферы – уменьшение парникового эффекта – снижение температуры – дальнейшее выпадение осадков и т.д. Между тем, Любарский думал про то, как учёные смогли бы, не возбуждая подозрений, наладить между собой контакт по вопросам, не относящимся к их формальной компетенции. Тут даже главный вопрос, пожалуй, не «как», а кто? Поверить свои мысли и сомнения, в надежде встретить если не единодушие, то хотя бы сочувствие и понимание, Любарский мог только Курту Вальдеку.

Тем временем, совещание подошло к концу. «Генерал-интендант экологии» заверил, что он станет побуждать Мировое правительство к безотлагательным действиям по принятию программы снижения парникового эффекта. Затем он распустил собрание.

«”Наиболее ценных в генетическом отношении людей”, – повторил Любарский про себя слова правительственного куратора. – Да, конечно, никакого изучения и отбора людей на предмет выявления наиболее генетически здоровых не будет. Эти господа относят к самым ценным представителям человечества себя любимых. Да и вообще, я полагаю, что действительно самые ценные люди сейчас не в мегаполисах славят Великого Предиктора, эту серую невзрачную крысу-полиглота, а во внешнем мире ведут борьбу против “избранных”, среди которых, по какому-то нелепому и трагическому стечению обстоятельств затесался я».

У порога здания, где проходило заседание, учёных ждал бронированный фургон и несколько вооружённых солдат армии Верховного Приората. Учёных под конвоем привозили на эти совещания, под конвоем же и привозили в рабочие помещения их Бюро, и так же под конвоем развозили по коттеджам, где они жили. Мотивировалось это соображениями «безопасности от террористов». Садясь в броневик, Любарский обнаружил на улочках Форт-Нокса, где размещались только правительственные учреждения, какое-то оживление. Бежали военные, сновали джипы и броневики, над крышами на бреющем полёте шли боевые вертолёты. Откуда-то доносился сухой прерывистый треск очередей из автоматического оружия. Сомнений не было: кто-то из внешнего мира напал на Форт-Нокс.

В полумраке бронированного фургона каждый из учёных был погружён в свои мысли. Редко кто обменивался репликами с коллегами. Если это происходило, то всегда касалось исключительно профессиональной деятельности. Никто не обсуждал происходящие на глазах события. Любарский поймал себя на том, что перед этим пытался оправдаться перед самим собой.