Ярослав Бутаков - Второй Фаэтон - восемь часов до смерти

– Что ты имеешь в виду?

– Ты разве не видишь, какое мы, поневоле, приобрели политическое значение в новой, нарождающейся всепланетной цивилизации? Не в той, которую пытался насадить мировой олигархат и которая сейчас корчится в агонии, а в настоящей, которую представляют Франко, Смертин и им подобные бойцы в других странах? Ты видишь, они не могут друг без друга сражаться против Мирового правительства. Оно действительно восстановило и объединило всё человечество – против себя. Объединение человечества – вещь свершившаяся. Возврата к национальным государствам не будет. Но кто возьмёт на себя руководство объединившимся человечеством? Да, Франко и ему подобные – лучшие люди старой цивилизации. Но – старой! Они сокрушили, не без нашей скромной помощи, мировых тиранов – честь и хвала им. Но они не смогут повести людей дальше. Да и не особо захотят. Наступает прекрасный переломный момент, когда власть по всей Земле перестанет, наконец, соединяться с какими-то особыми привилегиями. Власть будет обусловлена только знаниями и способностью к стратегическому мышлению и будет предполагать только высокую ответственность.

– К чему ты клонишь?

– К тому, что раньше миром правили властолюбцы, потом расчётливые бизнесмены, а теперь, в новейшую эпоху, миром будут править учёные. Конкретно – ты. Ну, и все твои коллеги, кого ты дальше захочешь видеть рядом с собой.

– Я не потяну, – улыбнулся Любарский, – давай лучше ты порулишь вместо меня?

– Я не шучу, Вальдемар. То, чем мы уже располагаем, это не власть в привычном за тысячелетия смысле этого слова. Это руководство. Даже больше, это духовное водительство. У тебя просто не получится отказаться от той роли, которую ты играешь в мировой истории последние двенадцать (или сколько там?) лет. Да и не позволят тебе. Как и всем нам.

– Ладно, Курт. Сколько там осталось времени до последнего взрыва? Восемь часов? Вот и славно. Можно выспаться. А потом посмотрим, что будет с Землёй, и что нам на ней делать дальше. Если, конечно, останемся живы к тому времени.

– Не сомневаюсь, – сказал немец, – что если ты или я оставим мемуары об этих годах и, в частности, опишем этот наш исторический разговор на борту авианосца, то последующие историки обязательно попытаются завершить его какой-нибудь патетической фразой. Требование жанра!

– Это точно! – рассмеялся Любарский. – Все историки, которых я в своей жизни читал – такие выдумщики! Для них любое важное историческое деяние обязательно должно сопровождаться пафосными речами главных персонажей. Хотя всё действительно великое в истории совершается буднично и прозаично.

– «Вокруг изобретателей новых ценностей вращается мир; неслышно вращается он» 129 129 Цитата из философского эссе Фридриха Ницше «Так говорил Заратустра» . – написал когда-то наш философ. Пожалуй, и я пойду вздремнуть.

Мы привыкли, что всё в природе идёт установленным порядком, и что этот порядок в общем удобен для нас. Сменяют друг друга сезоны, мигрируют косяки птиц и рыб, стрелка компаса указывает на север, а солнце и луна не взойдут завтра на той же стороне, где они сели вчера. Конечно, случаются опасные стихийные события: опустошительные ураганы, наводнения, землетрясения, извержения вулканов. Но и те, если поразмыслить, подчинены своим закономерностям. Они не происходят вне известных мест или сезонов, да и в последнее время мы даже понемногу учимся их предсказывать.

Только недавно мы стали догадываться, что всё, представляющееся нам случайностью, на самом деле подчинено какой-то ещё неведомой нам закономерности. Природная катастрофа, выходящая за степень обычной, кажется нам случайно выпавшей на долю испытавшего её поколения. Но если составить долгий, за многие тысячи лет, список таких катастроф, то окажется, что данное поколение людей – случайность для катастрофы. Сами же такие разрушительные явления совершаются с некой статистической закономерностью, которой мы пока не знаем. Сколько времени насчитывают самые долгие летописи человечества? Тысяч пять-шесть лет. Что это по сравнению с теми четырьмя с половиной миллиардами лет, в течение которых существует наш мир? Считать нормальным для мира то его состояние, в котором живёт человечество – всё равно, что случайно измерив температуру воздуха в Москве в самый жаркий июльский полдень или в аномально морозную ночь января, объявлять именно данную температуру для Москвы типичной для любого сезона и любого времени суток в нём.