Курт Воннегут - Времетрясение [litres]

Там был и мой самый близкий деловой партнер, Дон Фарбер, юрист и литагент – со своей женой Энн. И мой лучший друг Сидни Оффит. И критик Джон Леонард, и академики Питер Рид и Лори Радстроу, и фотограф Клифф Маккарти, и много других незнакомых хороших людей, всех и не перечислишь.

Там были профессиональные актеры Кевин Маккарти и Ник Нолт.

Моих детей и внуков там не было. И это нормально. Никто и не ждал, что они приедут. Это был не мой день рождения, и в тот день чествовали не меня. Героями дня были Фрэнк Смит и Килгор Траут. У моих детей и у детей моих детей были другие дела. Как говорится, у каждого своя рыба к обеду. Или, наверное, лучше сказать: своя кукуруза в початках, сваренная на пару вместе с водорослями, омарами и моллюсками.

Да как угодно!

Поймите правильно! Вспомните дедушку Карла Баруса и поймите все правильно!

Эта книга – не готический роман. Мой ныне покойный друг Борден Дил, превосходный писатель-южанин – причем такой убежденный южанин, что он просил своих издателей не посылать его книги для рецензий севернее линии Мэйсона – Диксона [19] Линия Мэйсона – Диксона – южная граница Пенсильвании, проведенная в 1763–1767 годах английскими геодезистами и астрономами Чарльзом Мэйсоном и Джеремаей Диксоном. Разрешила более чем вековой пограничный спор между семьями крупных землевладельцев Пенсильвании и Мэриленда. В 1779 году граница была продлена и разделила Вирджинию и Пенсильванию. До начала Гражданской войны эта линия символизировала границу между свободными и рабовладельческими штатами. – Примеч. пер. , – писал еще и готические романы под женским псевдонимом. Однажды я попросил его дать определение готического романа. Он сказал: «Юная барышня заходит в старый дом и пугается до усрачки».

Мы тогда были в Австрии, в Вене, на конгрессе Международного ПЕН-клуба, организации, основанной после Первой мировой войны и объединяющей профессиональных писателей, редакторов и переводчиков. Дил рассказал мне про жанр готического романа, а еще – про немецкого романиста конца прошлого века Леопольда фон Захер-Мазоха, находившего столько очарования в унижении и боли и не скрывавшего своих извращенных пристрастий. Кстати, слово «мазохизм» напрямую связано с его именем.

Борден писал не только серьезные романы и готику. Он сочинял музыку в стиле кантри. Он привез в Вену гитару и сказал мне, что работает над песней «Я никогда не вальсировал в Вене». Мне его не хватает. Я хочу, чтобы на пикнике в «Занаду» был и его двойник тоже. И еще – чтобы в маленькой лодке у самого берега сидели два незадачливых рыбака, похожих на святых Стэнли Лорела и Оливера Гарди.

Да будет так.

Мы с Борденом размышляли о писателях типа Мазоха или маркиза де Сада, которые – будь то намеренно или случайно – стали «виновниками» появления новых слов. «Садизм», разумеется, есть удовольствие от причинения боли другим. «Садомазохизм» – это когда человек возбуждается от того, что ему причиняют боль, пока он сам делает больно другим. Или когда человек занимается самоистязаниями.

Борден сказал, что эти два слова настолько прочно вошли в современный лексикон, что в беседах о жизни без них уже не обойтись. Как не обойтись без слов «пиво» или «вода».

Мы вспомнили лишь одного современного американского писателя, который обогатил наш язык новым словом – и уж точно не потому, что он был знаменитым извращенцем. Я имею в виду Джозефа Хеллера. Название его первого романа «Уловка-22» уже вошло в словари. Вот, к примеру, как его определяет «Большой словарь Вебстера»: «проблемная ситуация, которая в принципе неразрешима, потому что ее единственное решение невозможно в силу обстоятельств, заключенных в самой проблеме».

Обязательно почитайте эту книгу!

Я рассказал Бордену, что Хеллер ответил в одном интервью, когда его спросили, боится ли он смерти. Хеллер сказал, что ему никогда не удаляли зубной нерв. Но многие его знакомые прошли через эту малоприятную процедуру. Судя по их рассказам, продолжал Хеллер, это не так уж и страшно, и если когда-нибудь ему тоже понадобится удалить зубной нерв, он это выдержит.

Вот то же самое и со смертью, добавил он.

Это напомнило мне одну сцену из пьесы Джорджа Бернарда Шоу, из его рукотворного времетрясения под названием «Назад к Мафусаилу». Продолжительность спектакля – десять часов! В последний раз пьесу ставили целиком в 1922-м, в год моего рождения.

Вот эта сцена: Адам и Ева, которые уже очень долго живут на свете, стоят у ворот своей процветающей, безмятежной, красивой фермы. Они ждут Бога, владельца арендуемой ими земли, который должен приехать к ним с ежегодным визитом. Во время всех предыдущих визитов, счет которым уже идет на сотни, они всегда говорили ему, что у них все прекрасно, и они очень ему благодарны.