Курт Воннегут - Времетрясение [litres]

Джулия даже не подозревала, что Бут подсыплет ей в шампанское то же снотворное, которое она сама потихонечку сыпанет в виски своей компаньонке, никогда не ложившейся спать без стаканчика «на сон грядущий».

Дзинь-дзинь!

Она забеременела от Бута! У нее еще не было детей. У ее мужа было что-то не так с его прибором для «делать динь-динь». Ей было тридцать один! Буту – двадцать четыре!

Не верится, правда?

Муж был доволен. Жена забеременела! Вот и славно. Значит, с динь-динем помощника военного министра по вопросам морского флота, Элиаса Пембрука, все в полном порядке! Якорь встал!

Джулия вернулась в Пембрук, штат Род-Айленд, в город, названный в честь какого-то предка ее супруга, и родила там ребенка. Она до смерти боялась, что у малыша будут уши Джона Уилкса Бута – заостренные, как у беса, а не закругленные, как у всех нормальных людей. Но мальчик родился с нормальными ушами. Да, это был мальчик. При крещении ему дали имя Авраам Линкольн Пембрук.

Да, единственного потомка самого эгоистичного и беспринципного негодяя за всю историю Америки звали именно так, причем ирония судьбы проявила себя в полной мере лишь через два года. Ровно через два года после той ночи, когда Бут излил свое семя в родовые пути Джулии Пембрук, пока та лежала в отключке после изрядной дозы снотворного, Бут выстрелил в затылок Линкольну, послав кусок свинца ему прямо в мозг, в эти три с половиной фунта собачьего корма.

В «Занаду», в 2001 году, я спросил Килгора Траута, что он думает о Джоне Уилксе Буте. Траут ответил, что выступление Бута в театре Форда в Вашингтоне в тот вечер 14 апреля 1865 года – кстати, как раз на Страстную пятницу, – когда он выстрелил в Линкольна, а потом прыгнул из ложи на сцену и сломал ногу, было весьма показательным примером того, что «обычно бывает, когда актер пытается сам сочинять себе роль».

Джулия никому не раскрыла свою страшную тайну. Жалела ли она о том, что было? Конечно, жалела. Но не о том, что влюбилась. Когда ей было уже пятьдесят, в 1882 году, она основала любительскую театральную труппу – «Пембрукский клуб маски и парика» – в память о своем единственном романе, пусть даже таком скоротечном и несчастливом.

В 1889 году Авраам Линкольн Пембрук, который так никогда и не узнал, чей он сын на самом деле, основал текстильную фабрику «Indian Head Mills». Вплоть до 1947 года она оставалась крупнейшей текстильной фабрикой во всей Новой Англии, а потом Авраам Линкольн Пембрук Третий объявил полный локаут своим бастующим рабочим и перенес производство в Северную Каролину. Авраам Линкольн Пембрук Четвертый впоследствии продал фабрику одному международному конгломерату – который перенес ее в Индонезию, – а сам спился и умер.

В их роду не было ни одного актера. И ни одного убийцы. И уши у всех были самые обыкновенные.

Прежде чем переехать из Пембрука в Северную Каролину, Авраам Линкольн Пембрук Третий успел обрюхатить горничную, незамужнюю афроамериканку по имени Розмари Смит. Он щедро ей заплатил за молчание. Когда у Розмари родился сын, Фрэнк Смит, самого Авраама Линкольна Пембрука Третьего уже не было в городе.

А теперь держитесь!

У Фрэнка Смита были заостренные уши! Фрэнк Смит стал одним из величайших актеров в истории любительских театров! Он – мулат, наполовину черный, наполовину белый, ростом всего лишь пять футов и десять дюймов. Но летом 2001 года он совершенно потрясно сыграл главную роль в пьесе Роберта Э. Шервуда «Эйб Линкольн в Иллинойсе» в постановке Пембрукского клуба маски и парика. А звуковыми эффектами в этом спектакле «заведовал» Килгор Траут!

После представления все отправились на пикник, который устроили на пляже при «Занаду». Как в финальной сцене «Восьми с половиной» Федерико Феллини, там собрался tout le monde [18] Tout le monde (фр.) – весь свет, то есть все-все-все. . Даже у тех, кто не присутствовал лично, были свои двойники. Моника Пеппер была очень похожа на мою сестру Элли. Хозяин местной пекарни, который в летнее время занимался организацией таких вот пикников, напоминал моего покойного издателя Сеймора Лоуренса (1926–1993), который спас меня от практически неминуемого забвения, от полного крушения всех надежд: опубликовал у себя в издательстве «Бойню номер пять», а потом переиздал все мои ранние книги.

Килгор Траут был похож на моего отца.

Как я уже говорил, Траут был ответственным за звуковые эффекты. Вернее, за единственный звуковой эффект на всю пьесу, который должен был прозвучать в самый последний момент последней сцены последнего акта. Траут, напомню, называл театральные постановки «рукотворными времетрясениями». Так вот, в постановке в «Занаду» он должен был привести в действие допотопный паровой свисток с фабрики «Indian Head Mills». Слесарь-сантехник, тоже член Пембрукского клуба маски и парика, очень похожий на моего брата, установил этот радостно-скорбный свисток на баллон со сжатым воздухом, перекрытый специальный вентилем. Собственно, то же определение подходит и к самому Трауту, каким он предстает в своих произведениях: радостно-скорбным.