Кнут Фалдбаккен - Страна заката (журнальный вариант)

Поднимаясь с матраса, он старался поскорее нащупать спички; как он мог про­спать! Он взялся дежурить возле девочки, пока другие спят. И просидел много часов, глядя на несчастное крошечное существо, отчаянно боровшееся с болезнью, которая в любой момент могла одержать верх. Смертельно усталый, он начал клевать носом, но тотчас же выпрямился и взял себя в руки; он должен быть начеку! Нужно следить за малейшими изменениями в состоянии девочки. Док не оставил им почти никакой надежды, но Аллан чувствовал, что этому, не следует верить до тех пор, пока она ды­шит... В конце концов он свалился, но дал себе слово, что только немного отдохнет, чуть-чуть вздремнет...

Наконец он чиркнул спичкой и зажег огарок свечи. Подавленный страхом и созна­нием своей вины, он заглянул в колыбель.

Сначала Аллан подумал, что она умерла, настолько сильно изменился цвет ее ли­ца; теперь оно было серовато-бледным, глаза глубоко запали в темных глазницах, их закрывали веки, такие прозрачные, что отчетливо проступал каждый сосудик толщиной с волос. Рот был закрыт, но крошечная, изящно очерченная дуга Амура 1( 1Дуга Амура—середина верхней губы) отбрасывала серо-голубую тень в ямку под нижней губой, и создавалось впечатление, будто ротик у нее полуоткрыт... Однако ведь он был к этому готов, он уже примирился с потерей своей маленькой дочери; он даже утешал себя тем, что это случилось сейчас, так быст­ро, пока они еще не успели по-настоящему привязаться к ней, пока она еще не стала человеком, как они. И тем не менее миг, когда он увидел ее, когда подумал, что она умерла, запечатлелся в его груди неизъяснимой болью. Но ведь он был к этому готов... Он был готов отнести ее в пластиковом мешке на свалку и похоронить там, где она вскоре будет погребена под все новыми тоннами отбросов; а быть может, он положит маленькое тельце в ящик, чтобы защитить его от проклятых крыс... Он обо всем поду­мал, все предусмотрел. И составил план. Таков был его метод защиты от грозящего не­счастья, от этого и всех прочих несчастий. И все же...

Внезапно старое, рваное одеяло пошевелилось. Малышка глубоко вздохнула во сне: Рейн спала! Она спала мирно и безмятежно как никогда. Она справилась с болезнью! Аллан приложил свою грубую широкую ладонь к ее щеке: она была гладкая и прохлад­ная. Жар прошел. Она выздоровеет!

Аллан закрыл лицо руками и застонал. Вместе с радостью на него нахлынули чув­ства, которым он больше не мог противиться. Как зачарованный он смотрел на малень­кую ручку Рейн, которая поднялась на мгновение и помахала в воздухе: пять крошеч­ных пальчиков с пятью ноготками, таких изящных, словно их вылепили из воска. Он смотрел на эту ручку до тех пор, пока не перестал ее видеть, пока вообще не перестал видеть что бы то ни было, пока не заметил, что стоит перед колыбелью на коленях и плачет, плачет, чего с ним никогда не было с тех самых пор, как он был ребенком, и мог одинаково легко плакать от радости и от горя, и это было давным-давно, в преж­ней жизни, в другом, далеком мире, картины которого, возможно, промелькнули перед ним в этот миг, но он так и не смог понять, что когда-то этот мир был его...

Когда стало ясно, что кризис миновал и Рейн пошла на поправку, старая Марта начала медленно угасать. С нездоровым интересом следила она все это .время за тем, как протекали роды, а потом и болезнь: надежда — безнадежность. Она засыпала Дока вопросами и упреками, злорадно обзывала его паршивым знахарем, который не может вылечить несчастного младенца, отданного на его попечение, и одновременно посылала для малышки комплект прекрасных полотняных простынь и пару мягких шерстяных одеял, умоляла мужа устроить девочку в больницу. Док устало отвечал, что ни врач, ни больница ей не смогут помочь, потому что пока еще нет радикального средства от гриппа и к тому же слишком много больных ждет, когда освободится место в каком-ни­будь инфекционном отделении. Однако ссылки на факты и призывы к здравому смыслу лишь приводили в ярость старую больную женщину; теперь она не давала ему спать даже ночью. В ту бесконечно длинную ночь, когда у Рейн был кризис, Док вообще не сомкнул глаз из-за ее попреков и злобных выпадов; рано утром, буквально выгнанный из дома, он отправился к фургону и по дороге встретил Аллана, который рассказал ему, что в ходе болезни наступил перелом, и когда Док своими собственными глазами убе­дился в чудесном исцелении девочки и поспешил домой, чтобы сообщить Марте это радостное известие, истеричная старуха впала в неистовство, рыдала и бесновалась, металась как безумная по комнате, пока, вконец обессиленная, не погрузилась в пол­ную апатию, из которой уже не вышла.