Уолтер Миллер-младший - Гимн Лейбовицу

– Не делай этого, дочь моя. Просто не делай.

– Я подумаю, – холодно ответила она.

– В детстве у меня был кот, – произнес аббат. – Большой серый кот с плечами как у бульдога, с головой и шеей под стать плечам. Неуклюжий и наглый, словно дьявольское отродье. Настоящий кот. Ты в кошках разбираешься?

– Немного.

– Любители кошек по-настоящему кошек не знают. Невозможно любить всех кошек, а на кошку, которую ты полюбил, хорошенько узнав, кошатники и не взглянут. Зик был одним из таких котов.

– У вашей истории есть мораль? – спросила она, с подозрением глядя на него.

– Она состоит только в том, что я его убил.

– Прекратите. Не знаю, что вы хотите сказать, но прекратите.

– Зика сбил грузовик. Раздавил ему задние лапы. Кот заполз под дом, завывал время от времени, словно во время драки, и бился, но в основном тихо лежал и ждал. «Его нужно прикончить», – говорили мне. Через несколько часов он выполз. Он умолял о помощи. «Его нужно прикончить», – говорили мне. Мне говорили, что оставлять его в живых жестоко. В конце концов я сказал, что сам это сделаю, если так нужно. Взял ружье и лопату и отнес Зика на опушку леса. Опустил его на землю и выкопал яму. Затем выстрелил ему в голову. Из мелкокалиберной винтовки. Зик побился немного, затем пополз в кусты. Я выстрелил в него снова, решил, что он мертв, и положил тело в яму. Но когда я бросил пару лопат земли, Зик вылез из ямы и снова пополз к кустам. Я стонал громче, чем кот. Мне пришлось добить его лопатой. Пришлось положить обратно в яму и рубить его лезвием лопаты, как тесаком. И при этом он продолжал биться. Потом мне сказали, что это просто рефлекторное сокращение мышц… Нет. Я знал того кота. Он хотел спрятаться в кустах, залечь там и переждать. Я проклинал себя за то, что не позволил ему это сделать, не позволил умереть так, как умирает кот, если оставить его в покое – с достоинством. Мне всегда казалось, что я поступил неправильно. Зик – просто кот, но…

– Заткнитесь! – прошептала женщина.

– …но даже древние язычники подмечали, что природа возлагает на тебя только такой груз, какой ты способен нести. Если это верно для кошки, то это тем более верно для рационального существа, обладающего разумом и волей – и не важно, верит оно в Бога или нет.

– Заткнитесь, черт побери! Заткнитесь!

– Если я и поступаю жестоко, – сказал аббат, – то по отношению к тебе, а не к малышке. Она, по твоим же словам, не понимает. А ты, по твоим же словам, не жалуешься. Поэтому…

– Поэтому вы просите меня позволить ей умереть медленно и…

– Нет! Я не прошу тебя. Как служитель Христа, я приказываю тебе властью Всемогущего Господа не трогать своего ребенка, не приносить ее жизнь в жертву ложному богу удобного милосердия. Я не советую тебе, – я заклинаю тебя и повелеваю именем Иисуса Христа.

Дом Зерки никогда не говорил таким тоном, и легкость, с которой он находил нужные слова, удивила даже самого священника. Женщина опустила взгляд. На секунду ему стало страшно, что сейчас она рассмеется ему в лицо. Когда Святая церковь намекала, что до сих пор считает свою власть высочайшей властью над всеми народами и, безусловно, выше власти государственной, люди обычно посмеивались. И все же озлобившаяся молодая женщина с умирающим ребенком почувствовала истинную природу этой власти. Властный голос сейчас был нужен ей больше, чем уговоры.

В городе Зерки остановился, чтобы бросить письмо в почтовый ящик, заехал в церковь Святого Михаила, чтобы переговорить с отцом Сейло насчет беженцев, затем направился в Службу безопасности за экземпляром новой программы гражданской дезинсекции. Возвращаясь к машине, он каждый раз думал, что женщина уже ушла, – однако она тихо сидела на своем месте, прижимая к себе ребенка и рассеянно глядя вдаль.

– Расскажешь мне, куда ты собиралась, дитя? – спросил он наконец.

– Никуда. Я передумала.

Он улыбнулся:

– Но ты так спешила поскорее попасть в город…

– Забудьте об этом, святой отец. Я передумала.

– Хорошо. Тогда едем домой. Может, отдашь ребенка на попечение сестер на пару дней?

– Я подумаю.

Машина помчалась по шоссе в сторону аббатства. Подъезжая к лагерю «Зеленой звезды», Зерки заметил, что что-то не так. Пикетчики больше не маршировали у входа в лагерь. Они собрались вместе и слушали двух полицейских и третьего человека, которого Зерки не узнал. Он свернул на медленную полосу. Один послушник заметил машину и замахал табличкой. Дом Зерки не собирался останавливаться сейчас, когда в машине сидела женщина, однако один из полицейских вышел на трассу и направил свой жезл на детекторы препятствий машины. Автопилот среагировал и затормозил. Зерки не мог не подчиниться. Двое полицейских подошли к машине, записали ее номер и потребовали документы. Один из них с любопытством взглянул на женщину с ребенком, заметил красные билеты. Другой махнул рукой в сторону пикетчиков.