Клиффорд Саймак - Всякая плоть – трава [litres]

– Да он же час назад был жив и здоров! – заспорил Хигги. – Я только час назад с ним говорил.

Миссис Фабиан подождала, пока он замолчит, и повторила:

– Он без сознания, и я не могу привести его в чувство. Он прилег вздремнуть, а теперь его никак не добудиться.

Билл Доневен поднялся, все еще держа ее на руках, как ребенка. Она была такая крохотная, а Билл такой огромный, что казалось – в руках у него кукла, просто кукла с милым сморщенным личиком.

– Помогите ему, – попросила миссис Фабиан. – Он всю свою жизнь вам помогал. А теперь ему самому нужно помочь.

Норма Шепард тронула Доневена за локоть:

– Отнесите ее в дом. Я о ней позабочусь.

– А мой муж? – настойчиво повторила миссис Фабиан. – Кто ему поможет? Вы придумаете, как ему помочь?

– Ну конечно, Майра, – пообещал Хигги. – Мы его без помощи не оставим. Мы ему стольким обязаны. Конечно, мы что-нибудь да придумаем.

С миссис Фабиан на руках Доневен двинулся в гору. Норма Шепард побежала вперед.

– Пойдемте еще кто-нибудь, – предложил Батч Ормсби. – Поглядим, что можно сделать для нашего доктора.

– Ну, что скажешь, Хигги? – спросил Чарли Хаттон. – Ты, жирная морда, тут разорялся громче всех. А как ты ему поможешь?

– Кто-то должен же ему помочь! – объявил дядюшка Эндрюс и для пущей выразительности стукнул костылем оземь. – Сейчас док нужен как никогда, без него мы пропадем. Так ли, эдак ли, а надо поскорей поставить его на ноги, больше некому лечить наших больных.

– Все, что можно, мы сделаем, – сказал Лен Стритер. – Прежде всего уложим его поудобнее. И вообще в меру нашего разумения о нем позаботимся. Но ведь никто из нас в медицине не смыслит…

– Вот что, – опять заговорил Хигги. – Свяжитесь-ка кто-нибудь по телефону с кем-нибудь из врачей и расскажите им, что к чему. Мы им опишем, что творится с больным, может, тогда они определят, какая это болезнь, и присоветуют, как быть. Норма у нас сестра – ну, хоть без настоящего образования, а все-таки уже года четыре доктору помогает, так что и она сейчас нам опора.

– Да, пожалуй, больше ничего не выдумаешь, – сказал Стритер. – Но только этого мало.

– Слушайте, люди добрые! – громким голосом заявил дядюшка Эндрюс. – Стоять да языки чесать – от этого толку не будет. Надо дело делать, да поживей!

Что и говорить, Стритер прав. Может, ничего больше мы сделать не в силах, но этого слишком мало. Медицина – это не только слова и советы по телефону. А в Милвилле и кроме лежащего без памяти доктора есть больные, и они нуждаются в таком сложном лечении, что он не сумеет им помочь, даже если сам и поднимется на ноги.

Но, пожалуй, тут может помочь еще кое-кто – и, если они могут, пусть не пробуют отвертеться, не то я уж как-нибудь да проберусь к ним опять и с корнями повыдергаю их из земли.

Пора уже тому, другому, миру раскачаться. Ведь не кто-нибудь, а Цветы втравили нас в беду, так пускай теперь выручают. Они непременно хотят доказать нам, что умеют творить чудеса? Нам нужнее другие доказательства, куда более веские, чем кусты с долларами вместо листьев и прочие дурацкие фокусы.

Можно бы, конечно, позвонить по одному из телефонов, взятых в лачуге у Шкалика, они хранятся в муниципалитете, но, чтоб до них добраться, мне сперва пришлось бы, наверно, проломить башку Хайраму. Нет, новой стычки с Хайрамом я сейчас не жажду.

Я поискал глазами Шервуда – ни его, ни Нэнси не видать. Может, кто-нибудь из них сейчас дома, тогда я смогу позвонить из кабинета Шервуда.

Довольно много народа двинулось к дому доктора Фабиана; я повернулся и пошел в противоположную сторону.

Мне долго не отворяли. Я позвонил несколько раз, подождал, потом толкнул дверь – она оказалась незапертой.

Я вошел в дом и затворил за собой дверь. Стук ее утонул в торжественной тишине, что стояла в прихожей и дальше, до самой кухни.

– Есть кто дома? – крикнул я.

Где-то отчаянно зажужжала одинокая муха – верно, застряла, как в западне, между стеклом и занавеской и никак не вырвется. В полукруглое окошко над дверью вливались солнечные лучи – на полу расплескалась узорчатая лужица яркого света.

Мне никто не отозвался, и я прошел через прихожую в кабинет. На массивном письменном столе по-прежнему стоял телефон без диска. Как прежде, поражали сплошные стены книг в дорогих переплетах. На шкафчике с напитками стояли наполовину пустая бутылка виски и невымытый бокал.

По толстому ковру я дошел до стола и придвинул к себе телефон.