Клиффорд Саймак - Всякая плоть – трава [litres]

– Дорогая моя, – отеческим тоном начал сенатор, – я понимаю вашу озабоченность, я весьма вам сочувствую, и можете не сомневаться…

Что ж, видно, беседа моя с представителями Вашингтона закончена. Я медленно побрел по шоссе, вернее, рядом с ним, по взрытой, перепаханной земле, из которой уже поднимались тоненькие зеленые ростки. Семена, посеянные той странной бурей, взошли удивительно быстро, и теперь побеги тянулись к свету.

«Каков-то будет урожай?» – с горечью подумал я.

И еще любопытно: очень ли Нэнси на меня сердится за драку с Хайрамом Мартином? Какое у нее тогда было лицо… а потом она сразу повернулась и ушла. И когда ее отец прибежал сказать мне, что звонит Гиббс, она не вышла из дому.

В ту короткую минуту на кухне, когда она припала к моему плечу, она вдруг стала совсем прежней – моя любимая, та девушка, с которой мы когда-то ходили, взявшись за руки, та, что смеялась милым грудным смехом и дня не могла прожить без меня, как и я – без нее.

«Нэнси! – едва не закричал я. – Нэнси, прошу тебя, пускай все опять будет по-старому!»

Но, наверно, к старому возврата нет. Наверно, это Милвилл виноват, это он стал между нами: за те годы, пока Нэнси тут не было, она переросла наш город, а я оставался здесь и еще глубже врос в него всеми корнями.

Нет, сквозь пыль стольких лет, сквозь все воспоминания, случаи и события, сквозь перемены, что произошли и в ней, и в тебе самом, не докопаешься так легко до прошлого, не вырвешь из него минувший день и час. И если даже доберешься до него, слишком плотно он зарос пылью времени, и уже не вернешь ему того незабвенного сияния. А может, на самом деле он так и не сиял, может, только в воспоминании, от тоски и одиночества, ты сам наделил его этим ослепительным блеском.

Быть может, только раз за всю жизнь, да и то не к каждому приходит вот такая сияющая минута. Возможно, есть даже такой закон, что минута эта и не может повториться.

– Брэд! – окликнул кто-то.

Все время я шел, повесив голову, глядя только под ноги. Услыхав свое имя, поднял глаза – оказалось, я уже поравнялся со сбившимися в кучу машинами.

К одной из них прислонился Билл Доневен.

– Привет, Билл, – сказал я. – Что ж ты не пошел туда с ними?

Билл брезгливо поморщился.

– Помощь нам нужна, это верно, – сказал он. – Ясно, нужна. Еще как. Только можно и обождать малость, не сдохнем. Нечего сразу скулить. А то что ж это: с первого синяка сразу кричать «караул». Ронять себя тоже ни к чему, надо и самолюбие иметь.

Я кивнул, но в душе не вполне с ним согласился.

– Уж очень все напугались, – сказал я.

– Ну ясно. А все равно нечего метаться и вопить как стадо баранов.

– Что с малышами?

– Живы-здоровы, – сказал Билл. – Джейк в самый раз за ними поспел, прямо перед тем, как барьеру тронуться. Взял их и увез. Пришлось ему топором рубить дверь, чтоб до них добраться. Он рубит, а Мирт знай ругается без передышки. Черт-те сколько шуму было из-за этой паршивой двери.

– А как жена?

– Лиз-то… да ничего. Все тоскует по детишкам да тревожится, что, мол, будет дальше. Ну, ребята целы и невредимы – это главное.

Он похлопал ладонью по металлическому боку машины.

– Как-нибудь да выпутаемся, – сказал он. – Может, и не враз, а управимся. Нет на свете такого, чего бы люди не одолели, коли захотят. Я так думаю, посадят на это целую тысячу ученых – пускай мозгуют! Ну, не в день, не в два, а что-нибудь они да придумают.

– Да, – сказал я, – наверно, придумают.

Если только сперва какой-нибудь тупоумный генерал с перепугу не нажмет ту самую кнопку. Если вместо того, чтобы пораскинуть умом, мы не пустим в ход силу и все не угробим.

– Что с тобой, Брэд?

– Так, ничего.

– У тебя, надо думать, тоже забот хватает. Что ты Хайрама вздул, так это поделом, он давно набивался. А телефон, которым он в тебя запустил, из тех, что ли?..

– Из тех самых, – сказал я.

– Слышно, ты побывал в каком-то другом мире. Как это ты ухитрился? Чудно что-то, даже не верится, но все только про то и говорят.

Двое мальчишек с криком пробежали сквозь гущу машин и ринулись дальше, к толпе, которая все еще спорила с сенатором.

– Вот кому весело, – заметил Доневен. – Наша малышня сроду так не развлекалась. Почище всякого цирка.

С громкими восторженными воплями промчалась новая стайка мальчишек.

– Может, там еще что новое случилось? – сказал Доневен.

Первые двое ребят уже добежали до толпы у барьера и, дергая взрослых за руки, что-то им громко, взахлеб толковали.