Александра Бракен: В лучах заката [litres]

Alexandra Bracken

In the Afterlight

© Alexandra Bracken, 2014

© М. Карманова, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2019

ЧЕРНЫЙ – это цвет, которого нет.

Черный – это цвет тихой, опустевшей детской спальни. Это самый тяжелый час ночи, когда, задыхаясь от очередного кошмара, ты вздрагиваешь в своей постели. Это форма, натянувшаяся на широких плечах сердитого парня. Черный – это грязь, глаза, лишенные век, что следят за каждым твоим вздохом, это низкая вибрация заграждения – устремленное вверх, оно пронзает небо.

Это дорога. Забытая ночная синева, расколотая затухающими звездами.

Это ствол нового пистолета, нацеленный тебе в сердце.

Цвет волос Толстяка, синяков Лиама, глаз Зу.

Черный – это обещание завтрашнего дня, обескровленное ложью и ненавистью.

Предательство.

Я вижу его в отражении разбитого компаса и цепенею от горя, которое не дает дышать.

Я бегу, но это моя тень. Она гонится за мной, пожирая и отравляя. Это кнопка, которую никогда не должны были нажать, дверь, которую никогда не должны были открыть, засохшая кровь, которую невозможно смыть. Это обугленные руины. Машина, спрятанная в лесу в надежде на спасение. Это дым.

Это огонь.

Искра.

Черный – это цвет памяти.

Это наш цвет.

Это цвет нашей история, если кто-то захочет ее рассказать.

Чем дальше я удалялась от центра города, тем длиннее становились тени. Мой путь лежал на запад, навстречу заходящему солнцу, которое словно сжигало остаток дня. Именно за это я ненавижу зиму – кажется, будто ночь наступает все раньше и раньше, поглощая свет. Выпачканное смогом небо Лос-Анджелеса было покрыто мазками темно-фиолетового и пепельно-серого.

В других обстоятельствах, пробираясь в наше новое укрытие через несложную геометрию улиц, я была бы благодарна за дополнительное прикрытие. Однако обратившиеся в руины дома – последствия недавней бомбардировки, огороженные территории лагерей и военные посты, груды поджаренных электромагнитным импульсом, теперь бесполезных, брошенных машин основательно изменили облик города. И достаточно было углубиться в эти развалины метров на триста, чтобы окончательно заблудиться. Световой шум, порожденный агрессивной иллюминацией мегаполиса, теперь исчез. И во время ночных вылазок нам приходилось ориентироваться на далекие огни военных конвоев.

Я быстро просканировала взглядом пространство вокруг, одновременно проверяя карман куртки: убедиться, что фонарь и табельный пистолет на месте. И за то, и за другое я была обязана рядовой Моралес, хотя использовать трофеи можно было только в случае крайней необходимости. Я никому не позволю выследить меня – заметить, как я бегу в темноте. Я обязана вернуться на базу.

Час назад рядовой Моралес не повезло – отправившись в одиночку патрулировать автостраду, она попалась мне на пути. Еще только всходило солнце, а я уже укрылась за перевернутой машиной, наблюдая, как вспыхивает, словно электрическая дуга, залитая непрерывным потоком искусственного света эстакада. Я считала, сколько крошечных фигурок в униформе каждый час проходят по ближайшему ко мне участку, пробираясь туда и обратно между грузовиками и армейскими джипами – в качестве дополнительного барьера машины были припаркованы бампер к бамперу. У меня сводило мышцы, но я боролась с желанием переместиться в другое место.

Мучения оказались не напрасными. Один солдат – и я получила все необходимое для того, чтобы невредимой вернуться на базу. Но, главное, что теперь я знала, как мы можем наконец-то – наконец-то — убраться к черту из этого проклятого города.

Прежде чем перебраться через кучу кирпичей, которая когда-то была фасадом отделения банка, я пару раз оглянулась и, стиснув зубы, зашипела от боли, оцарапав ладонь о какой-то острый обломок. Я раздраженно отшвырнула этот предмет – металлическую букву «К», отвалившуюся от вывески – и тут же пожалела об этом. Лязг и скрежет эхом отразились от ближайших зданий, почти заглушив еле слышные голоса и осторожные шаги.