Колсон Уайтхед - Подземная железная дорога [litres]

Он сам удивился собственным словам.

– Я с самого начала должен был понимать, что дело сложное, ты ведь истинная дочь своей матери, яблочко от яблони…

Лопата ударила в крышку люка. Проступили границы квадрата, который Кора расчистила от земли. Она давно не слушала ни его разглагольствований, ни придурочного хихиканья Хомера. Кора с Роем и Рыжим во время последней встречи, конечно, спеси Риджуэю поубавили, но первым человеком, унизившим его, стала Мэйбл. Именно с нее началась мания, распространившаяся на членов ее семьи. Если бы не Мэйбл, Риджуэй не превратил бы поимку Коры в дело жизни. Та самая Мэйбл, единственная, кому удалось уйти. После всего, выпавшего на ее долю, Кора не знала, гордиться ей матерью или ненавидеть еще сильнее.

На этот раз люк поднимал Хомер. Снизу пахнуло плесенью.

– Она? – спросил Риджуэй.

– Да, сэр, она самая, – эхом отозвался Хомер.

Риджуэй повел пистолетом в сторону Коры, приказывая ей спускаться. До него уже существовали белые, которым довелось увидеть подземную железную дорогу, он не первый. Но он был первым ее ненавистником. После всего пережитого еще и этот позор предательства тех, кто сделал ее побег возможным. Кора замешкалась на верхней ступеньке. Ни у Рэндаллов, ни у Валентайнов она никогда не танцевала в кругу. Ее пугали эти мчащиеся по кругу разгоряченные тела, когда посторонний человек так близко, а ты полностью беззащитна. Много лет назад мужчины вложили в нее этот страх. Сегодня, сказала она себе. Сегодня я прижмусь к нему, как в медленном танце, тесно-тесно. Словно в этом одиноком мире мы только вдвоем, и нас не оторвать друг от друга до конца мелодии. Она дождалась, когда Риджуэй спустится на третью ступеньку, крутанулась на пятке и оплела его руками, словно железными цепями. Свеча упала и погасла. Он пытался удержаться на ногах, упираясь в стену, но Кора висела на нем всей тяжестью, прижимая его к себе, словно возлюбленного, и вот два сплетенных тела кувырком полетели по каменным ступеням лестницы в кромешную темь.

Пока падали, они продолжали бешено бороться, не размыкая хватки. Не разбирая, куда летит, Кора треснулась головой о камень, нога вывернулась в одну сторону, потом рука ушла куда-то вниз, а сама Кора рухнула сверху. Основной удар принял на себя Риджуэй. Хомер завизжал, услышав звуки, которые издавал его хозяин во время падения. Зажав фонарь в трясущейся руке, мальчик медленно спускался по лестнице, неверный свет выхватывал из темноты то один, то другой угол станции. Кора оторвала себя от Риджуэя и, превозмогая дикую боль в левой ноге, поползла к дрезине. Охотник на беглых не издавал ни звука. Она пыталась нашарить хоть что-то для обороны, но ничего не нашла.

Хомер склонился над хозяином. Его рука была перемазана кровью, заливавшей затылок Риджуэя. Из дыры на штанах торчала берцовая кость, другая нога жутким образом выгнулась под невообразимым углом. Хомер почти приник к Риджуэю лицом, и в этот момент раненый простонал:

– Ты здесь, мой мальчик?

– Да, сэр.

– Это хорошо.

Риджуэй попробовал сесть и завыл от боли. Он водил вокруг глазами, не понимая, где находится. Его взгляд безучастно скользнул по Коре.

– Где мы?

– На охоте.

– Столько ниггеров, что их не переловить. Блокнот с тобой?

– Да, сэр.

– Запиши, мне тут мысль пришла.

Хомер достал книжицу и раскрыл ее на чистой странице.

– Императив – это … нет, нет, все не так. Американский императив – это лучшее… это маяк, сверкающий в ночи.

Он закашлялся, его тело сотрясали конвульсии.

– Это возникшее между молотом … и наковальней порождение необходимости и добродетели … Ты записываешь, Хомер?

– Да, сэр.

– Я начну еще раз.

Кора налегла на рукоятку дрезины, но та даже не шелохнулась, как она ни старалась. У ее ног из деревянной платформы торчала металлическая скоба. Кора вдавила ее внутрь, и рукоятка взвизгнула. Она снова налегла, и дрезина поползла вперед. Кора оглянулась: охотник на беглых диктовал свое обращение, а негритенок в цилиндре записывал каждое слово, которое шептали его губы. Она давила на рукоятку и уезжала все дальше и дальше в темноту. Вглубь уводившего в никуда тоннеля, который построил непонятно кто неизвестно когда.

Через какое-то время она поймала ритм движения, раскачиваясь всем телом и передавая толчок рукам, чтобы двигаться вперед. На Север. Всякий раз, отжимая рукоять вниз, она словно вонзала кайло в камень или била кувалдой по крепившему шпалу костылю. Она не столько ехала вдоль тоннеля, сколько пробивала его под землей. Она так и не добилась от Роя рассказа о тех, кто построил подземную железную дорогу, о миллионах мужчин и женщин, которым пришлось продолбить миллионы тонн грунта и камня, копаться во чреве земли ради того, чтобы вывести на свободу невольников вроде нее. Кто стоял в одном ряду с людьми, открывавшими перед беглыми двери своих домов, кормившими их, переправлявшими на Север на своем горбу и принимавшими за них смерть. Станционные смотрители, проводники, сочувствующие. Кем вы становитесь по завершению столь величественного труда, ведь, строя эту дорогу, вы начинаете путешествие по ней из одного конца в другой. На одном конце – те, кем вы были, спускаясь под землю, а на другом на свет выходят уже новые люди. Как прозаичен внешний мир по сравнению с чудом, которое вы созидаете там, внизу, чудом, политым потом и кровью. С тем тайным торжеством, которое каждый из вас хранит в сердце.