Кристиан Бэд - Вторжение 1 - высший разум [СИ]

— Егор!

Голос пробился извне.

— Очнись, Егор!

Серая тень встряхнулась, теряя ориентацию, и Тоот бросился на неё, чтобы добить.

Но на пути у него вдруг стала тень человека.

— Ты что, гадёныш, считаешь, что в глаз из травмата в упор — это будет тебе ничего?

Илья потряс головой. Удар в живот он получил несильный, но что-то ещё толкнуло его, сбило с ног. Что-то, похожее на удар прямо внутри мозга.

Теперь шумело в ушах, кружилась голова, но отступать он был не намерен. Ему было некуда отступать. Он спиной ощущал тело Вадима и видел тело Мирона в углу.

Глаза парня с травматом, Генки, заволокло чем-то белёсым. Парень смотрел на Илью, но видел ли он его? Неужели это вторженец руководит им? Он же — слепой, этот Генка? Он же…

Илья приподнялся, держась за живот. В животе всё болело, как будто там был один сплошной синяк.

Вадим застонал, попытался встать на колени, но опять повалился на пол.

Скрипнула дверь, стало светлее и…

Звук выстрела как-то даже оживил Генку. На лице появилась гримаса боли, зрачки вернулись на радужку. Он взвыл и упал, держась за бок. Земля начала быстро темнеть под его телом.

Илья обернулся: в дверях, едва перешагнув порог, замер Егор.

Он стоял так же неподвижно, как и толстяк, борющийся с Вадимом, только глаза не закатились, и лицо не закаменело.

— Перестреляю гадёнышей, — застонал Генка.

— Егор! — крикнул Илья.

— Молчи, падла. — Генка потянулся, но не сумел достать отлетевший травмат.

Голос у него изменился. Словно говорил не он, а полутолстяк: интонации стали как у толстяка, а связки остались Генкины.

— Ща Дюша придёт. Ща… — бормотал Генка.

Илья кое-как встал на ноги, шагнул к стеллажам, вытащил скрученный и схваченный скотчем обрезок старого линолеума.

Генка, зажимая рану, дёргался, пытаясь, дотянуться до травмата.

— Егор! — снова крикнул Илья. — Очнись, Егор!

То ли голова у Ильи совсем пошла в разнос, то ли лицо у Егора подёрнуло маревом: с него словно стаскивали маску. Марево волновалось, выпуская из-под маски какое-то другое лицо: вытянутая мордочка, как у змеи или ящерицы, закрытые плёнкой глаза…

Ящер вздрогнул, плёнка сдвинулась вверх, вспыхнули глаза цвета расплавленного золота…

Генка завизжал от ужаса.

— Убью, — прошептал Егор.

Или не Егор.

Он открыл пасть, усыпанную острыми зубами, и Илья, сообразив, что лучше момента не будет, прыгнул на Генку, обрушивая на него линолеумную «дубинку».

В сознании Тоота в клубок слились трое — рыхлый белый червяк, тонкая серая тень и зыбкая фигурка человека.

— Души его! — «орал» Вадим.

Тело его корчилось на полу, но сознание намертво вцепилось в сознание Тоота, терзающее тень ящера.

Воля Вадима и воля Тоота встретились, сшиблись. Грой, ощутив, что смертельные объятья вторженца чуть-чуть ослабли, рванулся к его иллюзорной шее и сомкнул зубы.

Виртуальная «кровь» — энергия жизни — потекла в пасть маленького ящера. Он захлёбывался, давился, но не отпускал.

Илья бил Генку свёртком линолеума по башке со всей дури и силы, пока не уверился, что сознание и Генка в ближайшие полчаса вряд ли встретятся. Тогда он подобрал ПМ и отметил, что на полу лежат уже двое — Вадим и… наверно, Егор.

Егор лежал на Вадиме, тряс его, пытаясь привести в чувство.

Он был уже почему-то в облегающем спортивном костюме и со змеиной мордой. А так — ничего. Вполне себе Егор.

Ну и живот у Ильи, конечно, тоже болел, что было в минус.

Илья пнул для верности Генку, подошёл к Мирону, потрогал его, пощупал пульс.

— Ты живой?

— Немножко, — прошептал Мирон. — Голову повернуть не могу только. У меня, наверное, шея сломана. Глянь, что там с Вадимом? Я ещё голос слышу? Это кто?

— Егор, — ответил Илья и побрёл к Вадиму.

— Искусственное дыхание надо делать. Срочно, — сказал, обернувшись, ящер-Егор. — У вас шесть минут, и смерть мозга. Я учил. Помоги, а? Я один не сумею.

Илья наклонился было к Вадиму, но тут толстяк пошевелился и сел, раскачиваясь и держась за голову.

Илья выхватил ПМ.

— Егор! Вторженец! — предупредил он.

— Брось его, — выдохнул Егор. — Нету вторженца. Всё. Труп.

И тут дверь гаража распахнулась, и внутрь шагнул Дюша.

Лицо парня кривилось, губы дрожали, руки ходили ходуном вместе с зажатым в них обрезом:

— Конец вам! — шептал Дюша. — Вы сейчас сдохнете! Вы все надо мной издевались! Всегда… Всегда… Все… Твари….

— Дюша, брось! Дюша, — застонал толстяк, даже не пытаясь встать.