Алексей Свиридов - Сплошные вопросы (повесть в записках)

«Чудо — чудом, а ведь они наверняка сейчас спешат сюда. Подбитый транспортник — лакомая добыча!» Это сказал молчавший до сих пор второй лётчик. Серёгин кивнул: «Твоя правда. Ребята, бегом к кустарнику! Там остановка. Оружие к бою! Самарин, ты рацию не забыл, надеюсь? Как добежим до кустов — связь обеспечь»!

У кустов отдышались. Бойцы разматывали свои автоматы и это действие казалось мне бесконечно долгим. Я же всё это время пребывал в некоторой растерянности: ТТ для серьёзного боя — игрушка. Серёгин вполголоса: «Летчики с пулемётом — возьмите на прицел ближнюю часть опушки. Пётр, смотри за полем и самолётом, будь готов поджечь его трассирующими. Всем залечь и наблюдать. Самарин, что с рацией? Эй, капитан, держи автомат, его хозяин сегодня не работник», — это уже он ко мне обратился, протягивая перебинтованный ППШ. «Кстати и познакомимся, пока не поздно». Короткое рукопожатие. Я назвался: «Климов. Виталий». «Вот что, Виталий, ты, видать, обстрелянный. Будь рядом с пулемётом на всякий случай. Подстрахуй. Всё же лётчики — не пехота».

Распеленать автомат дело секундное. А ведь я давно уже не стрелял из автомата, да и вообще давно не стрелял. В начале сорок третьего нашей армейской газете потребовался штатный корреспондент (желательно грамотный), а кому-то в политотделе было известно, что я учился в литинституте. Вот и стал моим основным оружием карандаш. Когда я сопровождал Симонова на плацдарме, мы оба были с автоматами, но стрелять, к счастью, почти не пришлось. Может и теперь обойдётся? Но насколько спокойнее на душе, когда с тобой автомат. Вскидываю оружие, левой ладонью обнимаю округлость диска, заученным движением большого пальца правой руки отвожу рубчатое полуколёсико предохранителя. Привычна обнадёживающая тяжесть ППШ. Он прост и непритязателен внешне. Его создатели не трудились над отделкой. Шероховатое литьё, грубая оковка. Если отжать затыльник, то автомат переломится под углом, как охотничье ружьё. Затвор можно просто вытряхнуть вместе с пружиной и пластмассовым амортизатором. Тут и деталей-то нет… Конструкция необыкновенно проста. Всё гениальное — просто. Автомат мне кажется живым существом, другом, защитником. Помню, друг мой Юрка признался, что одушевляет своё оружие, подобно язычникам. Значит, мы — язычники? Я невольно погладил автомат по кожуху. Его поверхность давно утратила воронёный отлив, ржавая сыпь выступила на стволе. Сколько ему пришлось повидать? Я отделил диск, снял крышку. Вот она — тесная спираль золотых полусферических пулевых головок. Диск полон под завязку — семьдесят один патрон. Их можно отстрелять за одну минуту. Но я давно уже научился беречь патроны, бить короткими очередями и только прицельно. Закрыл крышку и примкнул диск к автомату. Я готов к бою, я уже хочу боя…

Бойцов в пятнистых куртках и не видно в траве. Зато наш бортмеханик на зелёном выделяется тёмным пятном. Может, за пенёк сойдёт?

Среди деревьев замелькали неясные тени. Тут же по кустам ударили очереди. Ничего себе! Когда ж они успели? Потом-то я понял: когда нас подбили, наш самолёт, пролетев немного по прямой, заложил крутой вираж с разворотом почти на сто восемьдесят градусов, чтобы сесть на поле. Так что от точки обстрела мы почти не ушли.

«Не стрелять без команды, ребята, не обнаруживать себя!»

Ну конечно, они нас не видят, не знают сколько нас и здесь ли мы вообще. От довольно сильного ветра лес шумел, поэтому наших разговоров в полголоса они слышать пока не могли.

… (А по кустам: тра-та-та-та…) Первые фигурки видны совсем ясно. Умело пригибаясь, перебегая от дерева к дереву и на всякий случай поливая кустарник свинцом, они двигались в нашу сторону. Понятно: между ними и самолётом был наш кустарник. Где экипаж и пассажиры, сколько их там было, что с ними случилось — это нападающим неизвестно. Скорее всего они думают, что экипаж (если жив) дал дёру в лес. Хотя и не исключают, что кто-то прячется в кустарнике. В любом случае, на серьёзное сопротивление они не рассчитывают, и в этом наше первоначальное преимущество.

Между границей леса и кустарником открытая полоса метров тридцать. Ширина полосы кустарника метров двадцать, но тянется эта полоса вдоль всей опушки. Пока мы себя не обнаружили, и они стреляют просто наугад, даже не зная, есть ли тут кто-нибудь. Но вот потом… Что же решит Серёгин? Между самолётом и опушкой леса наш кустарник. Я бы рискнул пропустить через кустарник первую группу. Пусть идут к самолёту. Вряд ли они начнут рыскать по кустам. Их манит главный приз — самолёт. Похоже, командир так и решил. Только бы нас не заметили, только бы никто не выстрелил раньше времени. Первая группа уже вошла в кустарник левее нас, метрах в двадцати. Вторая, страхуя первую, выходить из леса не торопится, но уже и не опасается особо. Несколько человек почти в открытую стоят на опушке, других тоже видно, но они не отходят от деревьев. Слева от нас, уже в кустах, громкий голос: «Гриц и Стецко! Пошукайте в кустиках, может летун там ховается». И уже совсем громко: «Эй, летун! Выходи, ничего тебе не будет! А стрелять начнёшь — на кол посадим!»