Алексей Свиридов - Сплошные вопросы (повесть в записках)

«Он умудрился схватить малярию, сам об этом не сообщает, но, по достоверным данным, мается с высокой температурой»,— сказал Ортенберг почти сердито. Из дальнейшего стало понятно, что Симонов и ещё три наших корреспондента был и посланы на Третий Белорусский и Первый Прибалтийский фронты в связи с ожидающимися там серьёзными событиями. Но события всё откладываются и откладываются. А длительное нахождение в одном из танковых корпусов видного советского журналиста может стать известным немецкой разведке и навести её на некоторые размышления. Поэтому Симонову приказано болеть в Москве, «передав боевое дежурство капитану Климову».

Далее Ортенберг сказал: «В Главупре очень озабочены понижением „боевого качества“ фронтовых корреспонденции. И „Красной звезде“, как военной газете, первой необходимо поднять планку, задать соответствующий тон. В Главупре при водили нам в пример кинорепортёров. Они недавно летали в немецкий тыл к партизанам, были с лётчиками на бомбёжках и штурмовках и отсняли там уникальные ленты. Один кинооператор летая на Ил‑2 в кабине стрелка, даже сбил немецкий истребитель. Короче, товарищ капитан, мы решили поручить Вам написать боевой, острый репортаж о наших фронтовых разведчиках, об их рейдах за линию фронта, о взятии языков и так далее. Хорошо бы с фотоснимками, тем более Вы прекрасно снимаете. Надо вставить фитиль другим газетам и доказать Главупру, на что способна „Красная звезда“. Я поручаю это Вам, зная, что Вы боевой офицер и имеете опыт фронтового разведчика. Я думаю, Вам захочется самому пойти с разведчиками в тыл врага, чтобы репортаж был правдивым и по-настоящему боевым. Разрешение на Ваше участие в разведывательных рейдах дано Главным управлением, и соответствующие указания уже посланы в штаб 2‑го гвардейского танкового корпуса, куда Вы командируетесь. Этот корпус входит в состав 11‑й гвардейской армии, так что и в её политотдел тоже посланы соответствующие распоряжения. Попутно я предлагаю Вам написать очерк о современном фронтовом офицере, показав его с самых выгодных сторон. Это должен быть образцовый во всех отношениях боевой офицер, можно сказать эталон, на который должны (и будут) равняться остальные. Хорошо бы в деталях описать совершённые им подвиги. Настоящий репортёр из любого боевого эпизода сделает подвиг, а уж детали совсем не проблема. При этом требуется, чтобы личность офицера была реальной, с фамилией, именем и отчеством, а не мифический товарищ Н. Совсем не обязательно, чтобы этот офицер был Героем Советского Союза. После этого очерка он и так им станет»,— убеждённо сказал Ортенберг. Тут главный редактор намекнул, что задание это поступило «с самого верха», что от очерка ждут большого морально-политического эффекта. (Что-то вроде «военно-стахановского» движения, смекнул я.) Он добавил, что подобное задание дано не только нашей газете, что будет конкурс, что лучший очерк пойдёт на первой полосе в нескольких номерах, а автора ждёт награда и премия.

«Завтра в Белоруссию летит литерный борт, и тебя возьмут по личному указанию начальника Главупра. Кстати, зайди в буфет: я сказал, чтобы тебе сверх трёхдневного пайка ещё две банки тушёнки выдали!» Последней фразой главный показал, что сменил официальный тон на дружеский. Потом он взял со стола толстый блокнот в чёрном клеёнчатом переплёте и протянул его мне: «А это тебе лично от меня, чтобы больше и лучше писал. Вопросов нет?» Я ответил, что вопросов нет, хотя вопрос (или ответ?), конечно, у меня вертелся на языке. Хотелось сказать, что наши военкоры торчат на передовой, что они участвуют в боях, что Семён Гудзенко высаживался на Малую Землю с десантом и, заменив убитого командира, вёл моряков в атаку. Что он за это получил звание Героя. И упрекать наших военкоров — совсем несправедливо. А ещё хотелось спросить: это почему главный редактор решил, что мне захочется идти в разведку? Может, он решил, что я соскучился по острым ощущениям и мне надо размяться, прогулявшись за линию фронта? Вспомнилось, как приходилось ползать под колючей проволокой, боясь задеть её, так как немцы навешивали на неё противопехотные мины. Но я остудил своё воображение, решив про себя, что главный, конечно же, прав. Нельзя написать хороший репортаж со слов другого человека. К тому же речь редактора — это последствие накачки, которую он получил в Главупре. И вообще, как мне не стыдно? Мои ребята на фронте. Они и думать не могут, что можно оказаться хотя бы на сутки в Москве, помыться в бане, сходить в кино. Что мне, собственно, поручили? Немного повоевать?