Василий Криптонов - Последний звонок. Том 1

«Я стараюсь». — Голос замолчал.

Красный рюкзачок Юли — на расстоянии вытянутой руки, до конца дистанции шагов десять. Я не смог бы окликнуть девочку при всем желании, — дыхания не хватало, — и решился на прыжок. Юля рыбкой нырнула вперед, и я услышал крик без слов, исполненный ужаса перед неотвратимым.

Юля выскочила за пределы крыши, я упал на бортик. Острая грань врезалась в грудную клетку, лицом приложился о бетон, искры полетели из глаз. Но правая рука во что-то вцепилась, и миг спустя это что-то рвануло меня вниз со страшной силой.

Я тряхнул головой, сморгнул кровь и увидел, что держу за ручку красный рюкзак. Каким-то чудом этот дешевый китайский рюкзак, рассчитанный на пару учебников и сменку, не разлетелся на части. Ткань трещала. Я сползал вниз. Пальцы левой руки, мертвой хваткой вцепившиеся в бетонный бортик, скользили по шершавой поверхности, должно быть, оставляя на ней алые следы. Я попытался вцепиться сильнее, но пальцы в ответ проскользнули следующий сантиметр быстрее.

— Юля, — прохрипел я, обращаясь к безвольной фигурке, повисшей над пропастью, — подними осторожно руки, держись за меня.

Опять затрещала ткань. Я поборол искушение схватиться за рюкзак двумя руками — так мы сразу полетели бы вниз.

— Юля, — повторил я шепотом, которого сам почти не различал. Держаться мне оставалось секунды две, не больше.

Она молчала, не шевелилась. До меня донеслось бессвязное бормотание: «Мама, мамочка, пожалуйста, не надо, не хочу, мама…»

Я закрыл глаза. Похоже, всё. Чтобы спасти себя от верной смерти, одного страха мало, нужна еще недюжинная смелость. Смелость, которой, — я верил! — Юле было не занимать. Но вот пришел час выбора, а она решила вспомнить, что у нее есть мама.

А я ничем не лучше. Точка невозвращения пройдена, надо было раньше разжать пальцы, секунду назад, тогда был бы шанс заползти обратно на крышу.

— Держу! — Меня обхватили руки, потянули назад, к жизни и безопасности, щекой я ощутил знакомое дыхание. Маша.

Взгляд сфокусировался. Ручка рюкзака, будто лезвие, вгрызлась в пальцы; лямки вытянулись, ширился зазор между одной из них и тканью рюкзака. Я различал торчащие нитки.

— Подними руки! — Я старался говорить спокойно. — Быстро, но плавно. Нет… Сначала левую руку. — Левая лямка потеряла еще несколько ставших бесценными красных ниток. — Перенеси вес на правую, левой хватайся за меня.

— Спасите меня, пожалуйста, спасите…

Она замолчала. Подняла голову, нашла опустевшим взглядом меня и улыбнулась.

Если бы я был Бриком, то заподозрил бы неладное, когда не узнал голос Юли в темноте. Когда увидел красный рюкзак, которого у Юли не было. Я бы заметил, что волосы немного отличаются цветом, лежат иначе. Уделил бы внимание и тем мелочам, которые не воспринимаются рассудком, но подсознательно формируют образ человека: что-то в фигуре, в манере двигаться, в поведении.

Но я не был Бриком и до последнего гнал от себя любые сомнения. В этой простой истории не могло быть такого внезапного поворота, не сейчас, когда все решали секунды. Но жизнь считала иначе. На меня глядело чужое лицо.

Руки взметнулись, она скользнула из лямок. Я отпустил рюкзак, попытался ухватить девчонку за руку, но мгновение замешательства оказалось фатальным. Пальцы коснулись пальцев, и все закончилось.

— Юля! — Маша, почувствовав, как что-то изменилось, отпустила меня и перегнулась через бортик. Теперь я вцепился в нее, беспомощно глядящую вниз, на стремительно удаляющуюся неподвижную фигурку. Маша дрожала всем телом, и я понимал, — если она решится прыгнуть следом, я ее не удержу.

Что-то мелькнуло над нашими головами и обрушилось вниз, будто хищная птица за добычей. На крохотное мгновение я испытал облегчение, узнав Брика, но тут же понял — бесполезно. Ему ни за что не успеть, не победить в этой битве со временем и чужой волей, так желавшей смерти этого ребенка.

Вспышка, такая быстрая и яркая, что саму ее я почти не заметил — заметил лишь след на сетчатке и то, что Брик исчез. Вторая вспышка. Третья.

Четвертая сверкнула из-за спины, и тут же, словно раскат грома после молнии, раздался звук, которого я надеялся никогда больше не слышать. Так Боря кричал во время припадков в лечебнице, когда его раздирали на части голоса в голове.

Крик сошел на нет, превратился в клокотание. А вслед за ним послышался визг. Говорят, новорожденные плачут так, как не заплачут никогда в жизни. Может быть, это и правда — для тех, кому посчастливилось обойтись одним днем рождения. Девчонке, вопящей у меня за спиной, повезло больше.