Ника Ракитина - Берегите лес от пожара [СИ]

— А вы не знаете?

Он пожал широкими плечами:

— Я попросил людей покопаться в базах. Было бы странно, если бы я этого не сделал. Но мне интересно услышать от вас.

Лика отвернулась.

Было видно, что здесь расположились надолго. Раскопали и углубили старые землянки в зарослях лещины и ежевики, слепили грубку из глины, на случай пролета разведочных дирижаблей растянули между деревьями маскировочную сеть. Прокопали окоп к древней овощебазе — бетонному бункеру под дерновой крышей, отрытому посреди поляны. В этом бункере Лике определили клетушку с нарами, застеленными поверх лапника серым казенным одеялом. Ложе оказалось косым, женщина все время скатывалась к цементной стене и даже сквозь сон чувствовала стылый холод. А утром просто не смогла подняться.

Она увидела, что Сергей присел рядом, и плотно-плотно стиснула веки.

— Ау, вы все еще сердитесь?

— Нет, — сказала Лика в подушку, стараясь не всхлипывать. — Уйдите.

— Так вставать пора. Утро уже.

— Уйдите!

Свержин легко, как ребенка, перевернул ее и стал умело разминать спину, заставляя боль убраться куда-то внутрь, уползти и свернуться напуганным клубком.

— Вы давно болеете?

— Какая вам разница.

— Считайте, что интересно. И что с вами делать?

— Расстреляйте.

Он хрустунл зубами:

— Не смейте так шутить!

— Я не гожусь для партизанской жизни. Верните мою одежду — и отвезите куда-нибудь. Можете глаза завязать.

— Да уж можем, — Сергей расслабился, усмехнулся, — а одежды больше нет. Слишком много «жучков» в нее было напихано… Придется вам в домотканом походить.

— Как дикие люди живете: арбалеты, мешки вместо одежды.

— Зато безопасно. Ругаетесь — значит, полегчало, — протянул широкую ладонь. — Вставайте, поищем для вас другое убежище.

В старинном «фольксвагене», переделанном под электромобиль, для управления были руль и две педали, но он бодро чапал по разболтанной грунтовой дороге, шелестел лысеющими шинами, глотал весеннее солнце полосами фотоэлементов. Часа полтора ехали они, сворачивая на незнакомые проселки, обменявшись лишь парой ничего не значащих фраз. Наконец Свержин обернулся к Лике:

— Смотрите!

Дорога ныряла в низину, лес круто обрывался, и перед путешественниками распахнулись бледно-зеленые пологие холмы с легким налетом краснотала, и на самом высоком и крутом — уже густые ясени и грабы, осенившие старинного облика дом, а над ними деревянная геодезическая вышка в бесконечном голубом небе.

— «Дача художника», — улыбнулся Сергей. — Мне разрешили ею пользоваться. Поживете здесь, пока мы вас будем легализовывать.

— А хозяин?

— А сбежал, — Сергей подмигнул серым веселым глазом, — нарисовал «Портрет жены художника в лиловом» — и сам перепугался. А уж что ему наговорила теща…

Лика невольно хмыкнула. «Фольксваген» взобрался на горку и лихо затормозил между поросшей сорняками клумбой и усадьбой с колоннами, похожей на Останкинский дворец.

— Ключ, как всегда, под ковриком. Прошу!

С виду нежилой, изнутри особняк казался оставленным на полчаса и лишь сегодня. Лика с Сергеем поднялись по скрипучей, с точеными балясинами, лестнице на второй этаж и очутились в будуаре. Трудно было как-то иначе определить это помещение, обитое красно-коричневым штофом, с тонконогой золоченой мебелью, пейзажами без рам на витых шнурах и стойким запахом благовоний.

— Как видите, и тут никакой электроники, — заявил Свержин и спустился вниз растопить в полуподвале печь калорифера. Затем принес из машины продукты. Лика стояла у окна, кутая плечи в подобранную в кресле шаль, и казалась особенно хрупкой и беспомощной.

— Вот, — Сергей опустил пакет с едой на мозаичную столешницу, — хватит на пару дней, потом еще подвезу. А в погребе варенье и прочие разносолы.

Лика слабо улыбнулась:

— А в холодильнике?

— Нет тут холодильника, я же уже говорил. Только не доказывайте мне снова, что можете уничтожить всю электронику силой взгляда. Я уже поверил.

— Вовсе не взгляда.

Сергей отступил к двери:

— Ну, я пошел? Вам не будет одной страшно?

— Если скажу, что будет, это что-то изменит?

Свержин почесал затылок. Солнце било в окно, и лицо Лики оставалось в тени, но короткие волосы отсвечивали бронзой. Сергей едва удержался, чтобы их не потрогать. Кивнул на прощание — и остался.

«Набегают волны синие… зеленые… нет, синие… Набегают слезы горькие — никак их не утру. Ласково цветет глициния, она нежнее инея. А где-то — есть страна Дельфиния и город Кенгуру [1] Стихи Новеллы Матвеевой. …» Лика не знала, говорит вслух или грезит, а очнувшись, поняла, что Сергей сидит рядом, и голова лежит у него на плече. Она порывисто отодвинулась. Свержин, казалось, не заметил этого, перебирая струны гитары, глаза следили за трепещущим малиновым огоньком свечи. Пламя дрожало от ночного сквозняка. Сергей, наконец, потянулся и вздохнул. Сунул Лике в руки толстый хозяйский свитер: