Чарльз Соул - Год Оракула [litres]

Из очень многого, из всего, чего сейчас так не хватало преподобному Хосайе Брэнсону, больше всего ему бы сейчас хотелось иметь в руках пульт – заткнуть этот чертов телевизор.

Но телевизор был установлен в проволочной клетке на стене, а пульт – в руках охранников, надзиравших за столовой как за своей вотчиной, и Брэнсон близко не мог подойти ни к кому из них.

Он оглядел столовую – быстро, украдкой, специально выработанным взглядом, чтобы не встречаться глазами с другими заключенными. Повсюду, куда ни глянь, голубые комбинезоны, гул разговоров и движения примерно сотни человек, закидывающих в пасть то, что в этом заведении считалось едой.

Никто на него прямо не смотрел, но почему-то у него было чувство, что все они осознают его присутствие. Замечают стоящий перед ним поднос. И знают, что на нем.

И помнят, какое сегодня число.

«Как это случилось?» – думал он, снова и снова гоняя в голове одни и те же вопросы.

Но он знал. Он сделал себя самым публичным врагом Оракула. А мир сейчас Оракула любил, потому что Оракул этот мир спас. А потому главный враг Оракула был врагом всего мира.

В том числе и обвинителя, который выдвинул аргумент, что Брэнсон может сбежать и потому должен содержаться под стражей до уголовного суда по обвинению в покушении на убийство, выдвинутому против него ведомством окружного прокурора города Нью-Йорк. В том числе самого окружного прокурора, входившего когда-то в круг влияния Брэнсона. В том числе и судьи. И жены, которую он не видел с момента ареста.

Он повернулся к телевизору, где достойнейший Дэниел Грин смотрел, как араб с евреем пожимают друг другу руки.

В том числе президента Соединенных Штатов, который совершенно недвусмысленно разорвал все связи с преподобным Хосайей Брэнсоном.

Всего мира.

Нет, не всего. Кроме брата Джонаса. Этот достаточно часто посещал его. Он оказался верным до самого конца.

Не то чтобы Джонасу с того была польза. Поставил, бедняга, не на ту лошадь.

Брэнсон посмотрел на стоящий перед ним поднос. Там желтела лужица картофельного пюре из концентрата, лежала мясистая кучка переваренной зеленой фасоли и серый белковый кирпичик, покрытый пятнами соуса, похожего на сточные воды.

Несъедобно, все несъедобно. В лучшем случае надо чертовски сильно приправлять.

Брэнсон потянулся за официально разрешенной ложковилкой, сделанной из гибкой смеси нейлона с пластиком, которая ни при каких обстоятельствах не могла бы послужить оружием.

Было 23 августа, воскресенье. И это был День рубленого стейка.

Он снова посмотрел на других заключенных. Многие на него смотрели, подталкивая друг друга локтями.

Они тоже знали, что это за день. Тоже своего рода оракуловские туристы.

Заключенные стали забираться на стулья – вошедшие охранники не стали им мешать. Все выстроились вокруг Брэнсона широким кругом – он сидел за столом один.

Охранники переглянулись, потом шагнули в круг заключенных.

Брэнсон молча смотрел на них, а они так же молча смотрели на него с ожиданием на лице.

Смотри-ка , подумал он. Оракул мне вернул аудиторию.

Он снова глянул на телевизор, где продолжалось обсуждение эффекта Оракула во всех его проявлениях.

Перевел глаза на кусок мяса на тарелке.

Есть у меня выбор , подумал он. Никто меня не заставляет это делать. Есть у меня свобода воли.

Он взял перечницу, оказавшуюся рядом с тарелкой, и услышал шорох движения всех зрителей.

А что будет, если я не стану? – спросил он себя. Тогда вполне могут заставить. Никто не хочет, чтобы Оракул оказался неправ.

Он снова посмотрел на руку с перечницей.

У меня есть свобода воли , подумал он снова. Есть выбор.

Преподобный Хосайя Брэнсон поперчил стейк, поставил перечницу на стол, взял ложковилку и отрезал себе кусочек.

Ли, заслонив глаза рукой, всматривалась в даль поверх водной глади, ища три наклонные пальмы на берегу. Какой-то давний шторм наполовину выдернул их из земли, и они нависали над берегом почти горизонтально, как гигантские палки для танца лимбо.

Увидев деревья, она замедлила ход судна и аккуратно переориентировалась. Несколько прорезающих берег каналов с воды видны не были – суверенную страну Коралловую Республику окружал большой коралловый риф, и пройти его можно было только по ориентирам на берегу.