Леонид Каганов: Белка и Стрелка

Тут открывается дверь и сияющий сержант затаскивает в комнату мой велосипед. Реально мой! На раме «ТРЕ», и задняя покрышка коричневая, и дырка оплавленная на седле справа от отцовской сигареты. Приводят хмыря какого-то грязноватого, глаз дергается, он уже сознался, врет неумело, откуда у него в гараже свалка велосипедов, типа взял просто на улице покататься, хотел разные сравнить и отдать… Кто ж так врет, чудило? Врать надо так, чтоб и сам поверил, и все поверили, и правдой оказалось.

Короче, начинают его оформлять по всем правилам, у него уже отсидка была по краже. А мне домой хочется — просто жуть. Чутье говорит: еще немного — и всё вскроется. Начинаю втирать им, втирать, что мне вот прямо срочно надо уйти, у меня же собаки с самого утра не выгуляны! Сам себя со стороны слышу и удивляюсь: какие еще собаки? А у сержанта такие глаза масляные стали, что я понимаю: вот кто любитель собак! И потому — собаки, это я точку нащупал нужную. Остановиться уже не могу, рассказываю, как люблю их, одну Протеин звать, вторую Шутер. Почти корги, но это не точно. Умные вообще, тапочки каждое утро приносят, Протеин правый, а Шутер всегда левый почему-то… И уже сержант отвечает, мол, не вопрос, велосипед свой бери, катись домой, погуляй с собаками, покорми, а к вечеру подскочишь, мы пока бумаги оформим…

Но тут дверь в кабинет открывается, и входит этот, который в ящике с уценкой рылся. Морда у него жесткая, старая, глаза пронзительные. Достает из плаща удостоверение, показывает сержанту с напарником. Мне не видно, но оба сразу вытянулись. А он пальцем на меня показывает чуть согнутым. Им на меня показывает, а меня, наоборот, как бы подтягивает, словно рыбак крючком зацепил. «Этого я забираю…» И никто даже не спросил, куда.

Мужик меня посадил в свой автомобиль, сел за руль и рванул, аж уши заложило. Отличный Лексус, новенький, кожаный как попка младенца, и салон весь изнутри пахнет так пряно, ярко, как я не знаю, деньгами пахнет. Как пачка свежих купюр. Но я сразу понял, что теперь уже попал в серьезную историю. Такую, что наушники уже ерунда. Открыл рот и начал: знаете, я вот волнуюсь, что у меня дома собаки с утра не выгуляны, Протеин и Шутер, маленькие, ласковые, корги, но это не точно…

И понимаю: не поётся. Воздух не принимает мои слова. Глохнут они в этой кожаной обшивке. А мужик поворачивает каменное лицо и роняет брезгливо:

— Две собаки у него…

И всё. И я вспоминаю, что никаких собак у меня нет. И понимаю, что с этим мужиком лучше просто молчать. Ну правда, что они мне сделают? Не в тюрьму же посадят за наушники на первый-то раз… Или за велосипед? Я вдруг чувствую, что реальность немножко плывет мимо меня как ангары за обочиной хайвея, меня несет и покачивает, и я уже сам запутался, наушники я пытался украсть, велосипед чужой присвоить или что-то ещё.

Ехали мы наверно час и приехали в странный офис: длиннющее трехэтажное здание, огромная парковка, газоны. Мужик повел меня внутрь через вахты, турникеты, проходные — как-то у него это уверенно получалось, вроде документов не показывал, но везде пропускали и его, и меня. Наконец привел меня к массивной двери, и сам остановился, постоял немного, сделал глубокий вдох и постучал.

Кабинет, куда мы вошли, оказался большим, круглым и зеленым — как гигантский бильярдный стол свернули в рулон. На зеленых суконных стенах были пришпилены карты и старые фотографии черно-белых городов. Позади массивного резного стола и такого же исполинского кресла был расправлен флаг США. А над флагом висел массивный стальной герб. Я сперва думал, что орел, но пригляделся: две ладони одна на другой, развернутые в разные стороны и сцепленные оттопыренными большими пальцами. Ладони сильно напоминали крылья орла. Было в этом орле что-то знакомое: и американское, и одновременно фашистское, и даже немного русское, потому что перекрещенные большие пальцы торчали как две головы, а у русского орла вроде две.

А сверху и по бокам висели алые бархатные полотнища с вышитыми золотом фразами. Прямо над гербом висело «NATURE REALLY NATURAL», а справа и слева висели — «THOUGHT IS MATTER» и «MATTER IS THOUGHT».

А под всем этим в глубоком кресле за массивным столом сидел маленький дряхлый старик. Его лицо напоминало череп, даже бровей не было. Он спокойно копался в бумагах, а затем поднял на нас взгляд.

Мой спутник тут же вскинул перед грудью руки, перекрестив ладони в точности как на стальном гербе. Отчетливо щелкнул каблуками и негромко воскликнул: «Хай!»