Мозг словно выключился: мысли в моей голове выстроились в шеренгу и стали ворочаться медленно-медленно. До боли, до отчаяния, ничего не получалось придумать в ответ!
— А у вас медведи ходят! — закричал я.
Вот это было вообще ошибкой.
Иван расхохотался.
Рядом с ним на кочке появился здоровенный бурый медведь, кочка тут же наклонилась под его весом, и медведь скатился с нее в черную нефть, подняв столб брызг.
И пошел на меня, угрожающе рыча!
В черной жиже зверюга чувствовала себя как дома. И черт его знает, будет ли эта тварь бестелесной, когда до меня доберется.
Но и Ивану не повезло: он тоже свалился с кочки в черную жижу и теперь держался обеими руками за кружок, который продолжал сокращаться.
Впрочем, Ивана это, казалось, не волновало.
— Зря ты это всё затеял, американец, — крикнул он. — Хотел нам нагадить, а теперь сам в дерьме! Посмотри, до чего ты свою страну довел, я уж про мою не говорю. Знаешь, в чем правда, американец? Русских не победить. И русские не сдаются. Вот такие тебе архетипы!
— Есть еще один архетип! — вспомнил я. — Американского ястреба не напугать русским медведем! А русские… русские гибнут геройски!
Медведь обиженно взвыл и исчез. Кочка, за которую держался Иван, продолжала сокращаться.
— Ты забыл еще один архетип! — задорно крикнул Иван. — Это знаменитая русская смекалка!
С этими словами он заливисто свистнул и закричал:
— Белка, Белка! Стрелка, Стрелка!
Я похолодел: к Ивану плыли по воде две собаки. Две мои, черт побери, собаки!
— Протеин! — закричал я. — Шутер! Фу, обратно!
Но собаки меня не слушали.
Они подплыли к Ивану, он ухватился за два собачьих загривка, и два моих корги повезли его вдаль по черной жиже.
— Мои собаки! — закричал Иван весело. — Ты их выбросил, а я подобрал! Я набрал в электронном словаре, как переводятся имена Протеина и Шутера, и теперь это наши космические герои, Белка и Стрелка! Прощай американец!
Он бойко уплывал на собаках вдаль, а я оставался на стоять кочке, которая всё сокращалась и сокращалась…
— Стой! — закричал я, истошно перепрыгивая на соседнюю кочку и понимая, что осталось мне недолго: — Стой, Иван! Я вспомнил самый последний архетип! Русские слишком много пьют!!!
— О, черт… — негромко сказал Иван.
Он отпустил собак и в обеих руках у него появилось по бутылке водки. Он принялся хлебать из каждой по очереди. Как ему удавалось держаться на плаву — загадка. Когда бутылки опустели, он выкинул их прочь и вдруг зарыдал, обняв собак за шеи.
— Гады вы, — сказал он, заплетающимся языком. — Вот всегда так: вроде всё продумал, а потом выпил — и нету ничего… Суки же вы, американцы… Как я вас ненавижу! Но люблю вас, тварей. И ненавижу, и люблю! Всю жизнь. Дай я тебя поцелую! — он развернул собак в мою сторону, но руки его постепенно разжимались, он погружался в жижу все глубже. — Как тебя звать, братан? — спросил он, едва шевеля губами.
— Эдвард. Эдвард Сноу.
— А меня Иван. Иван Санин. Знаешь что, Эдик… А забирай своих собак, мне уж все равно не удержаться. Забирай, выплывай, и беги к нам, в Россию. Матрац сам знаешь где… Тебя примут… будешь за нас… — голова его поникла.
Но он из последний сил поднялся, сфокусировал взгляд и крикнул:
— Отомсти там… своим… за нас… за всех нас…
И он ушел в глубину.
А я схватил своих собак и поплыл в далекий березняк, с тоской думая, что мне предстоит теперь жить в другой стране, учить чужой язык и ходить в юнгер против своих из маленькой одноместной машины с неудобным низким потолком… И еще мне было до боли, до слез жалко Ивана. Все-таки Иван умел убеждать. Качал как никто.
16 октября 2018