Иван Миронов - Высшая каста [litres]

– Но отец обещал, что поможет.

– Да ты сам посуди, кому я тогда был нужен. Батя тебя успокаивал, а ты и успокоился. Тебя ждала Москва, радужные перспективы, МГИМО, карьера, сладостное будущее.

– Если бы я знал, – Мозгалевский проглотил комок.

– Мы знаем то, что хотим знать. Ты не думай, я тебя не упрекаю. Если бы я сам не захотел, то никогда бы не взял на себя твою бакланку. Я благодарен Господу за этот путь и, даже будь моя воля, не поменял бы ничего в своей судьбе.

– Но почему ты потом не связался со мной, не попросил?!

– «Даров не принимай, ибо дары слепыми делают зрячих и искажают слова правды», сказано в Писании. Да и, честно говоря, некогда было. В лагере меня сначала загрузили смотрящим за малолеткой, а когда подняли на взросляк, там уже движения пошли в полный рост. Сел на блатную педаль. В конце срока поломал одного активиста, и местный суд мне еще пятерку докинул. Когда вышел, пацаны потянули в Сургут. Крышевали теневую нефтянку, заправки, «самовары» [19] Нелегальный нефтеперерабатывающий завод. , базы с ГСМкой. А как с чеченцами за сферы влияния воевать начали, так сделали ко мне подход и шапку воровскую надели. Дальше, по ментовской традиции, накидали мне еще пару сроков на одиннадцать лет в общей сложности. Сейчас на четвертую ходку иду, если пятнадцать лет дадут, считай, легко отделался. Но слава Богу за все! Не окажись я здесь, точно убили бы. А так, дети растут, семьи в порядке, остальное – суета.

– Сколько детей? – с завистью спросил Мозгалевский.

– Четверо, правда, все от разных матерей. Но пусть лучше так, чем никак. Я когда первый раз в тюрьму попал, больше всего боялся остаться без детей. Думал, родился бы кто-нибудь, а там и помирать не страшно. А как пошли наследники, словно второе дыхание открылось. И понял я, что в жизни будет все так, как ты захочешь, стоит только правильно попросить.

– У кого просить-то? – обреченно вздохнул Мозгалевский.

– Кто как, а я у Бога прошу. С ним ничего не страшно. Ведь истинная молитва та, которая делает тебя сильнее смерти, побеждает страх и ужас смерти. А если ты не умеешь молиться, то научись плакать. Слезы – это слова, которые слышит Бог. Я ведь знаю, что тебя тревожит. – Вор подошел к Мозгалевскому и взял его руку, сочащуюся кровью.

– Это вряд ли, – выдавил Владимир, но все же, уступив Воскресу, раскрыл ладонь.

– В детстве меня батя часто брал с собою на рыбалку. Как-то мы поплыли в ночь на лодке. Пошла волна, лодку перевернуло. Я хорошо плавал, да и были мы недалеко от берега. Но, оказавшись под водой, я не знал, куда плыть, вниз или вверх, ибо не знал – где небо, а где дно. Представляешь, как это нелепо? Вроде очевидно, но кругом вода, мрак и ты не ведаешь, где спасение. В тот миг мне показалось, что сошел с ума и надежды нет и я навсегда заблудился между небом и черной бездной. И в этот миг вся моя жизнь пронеслась перед глазами, но не прошлая, а будущая. Я увидел тебя, тюрьму, своих детей. И тогда я взмолился Богу дать мне эту жизнь, полную испытаний, трагедий и счастья. И волна вынесла меня на берег. Ты заблудился между сном и явью, а теперь решил убить себя, – вор с родительской укоризной покачал головой.

– Но откуда ты знаешь? Тебе профессор рассказал? – просопел Мозгалевский, вытаращив глаза на Воскреса.

– Лучше видеть глазами, нежели бродить душою. Задай вопрос, и будет дан ответ, попроси, и будет дано спасение. – Воскрес пронзил Владимира испытывающим взглядом. – Ты хотел покончить с собой, но увидел свет, в котором ответы и спасение.

– Но почему ты?

– Хочешь спросить, почему перед тобой не ангел в фаворском сиянии или не патриарх в пасхальном облачении, а преступник перед людьми и Богом? – усмехнулся Воскрес.

– Я не то хотел сказать, – пролепетал Мозгалевский. – Я думал, мне казалось…

– Истина открывается тому, кто слышит, а не тому, кто ее глаголет. Да и не забывай, что за Христом в рай первый пошел не поп, а разбойник.

– Но почему они меня не уничтожили? Зачем им мое самоубийство?

– Видишь ли, Володя, все сущее, все здешнее, всю условную реальность формирует наша воля. Насильственная гибель или смерть от естественных причин всего лишь перенаправляет твой духовный поток, волю, энергию и знание в иную реальность. При этом душа не повреждается, как и не повреждается божественная система. Знаешь, как ломают матерых уголовников? На зоне любого из них могут убить, искалечить, опустить по беспределу. Но это не сломает их волю, наоборот, породит определенные последствия, жертвами которых станут сами убийцы и истязатели. Поэтому человека психологически подводят к тому, чтобы он сам отрекся от воровского статуса или упал на тряпку, но сделал это добровольно, свободно избрав свою судьбу. Только отрекшись от своей правды он попадает под власть хозяина и мусоров. Когда человек убивает себя, он убивает душу, словно стирая файл в информационной системе, окончательно сдаваясь дьяволу и погружаясь в ту адскую пустоту, дыхание которой ты уже испытал.