Нил Шустерман - Итоги [litres]

Человек слабо кивнул.

– Да, да! – подхватили члены семьи. – Пожалуйста, помогите ему, ваша честь!

Жнец Фарадей поднял руку, чтобы успокоить несчастных родственников, после чего наклонился к страдальцу.

– Вы хотите, чтобы я вам помог? – спросил он.

Человек вновь кивнул.

– Очень хорошо, – сказал Фарадей и достал из кармана своей мантии небольшой сосуд с жидкостью. Открыл и надел защитные перчатки.

– Я выбрал для вас успокаивающий бальзам. Он поможет вам расслабиться. Вам может показаться, что цвета стали ярче, и вы испытаете эйфорию. А потом вы уснете.

Жестом Фарадей пригласил семью умирающего встать рядом.

– Возьмите его за руки, – сказал он. – Но будьте осторожны – не прикоснитесь к тем местам, на которые я нанесу бальзам.

Затем Фарадей погрузил два пальца в маслянистую жидкость и принялся наносить ее на лоб и щеки лежащего перед ним человека. Он мягко поглаживал его лицо, постепенно спускаясь к шее и распространяя действие бальзама все ниже и ниже. Затем он заговорил с умирающим тихим голосом, почти шепотом.

– Колтон Гиффорд, – сказал он. – Вы прожили жизнь, которая может служить примером для многих. Воспитали пять замечательных детей. Ресторан, который вы открыли и которым занимались всю свою жизнь, за все эти годы принес удовольствие десяткам тысяч людей. Пусть и ненамного, но вы сделали их жизнь более радостной. Благодаря вам этот мир стал лучше.

Гиффорд слегка застонал, но явно не от боли. По его глазам было видно, как эйфория разливается по его телу.

– Вы были любимы многими, и вас будут помнить еще долго после того, как свет погаснет для вас.

Фарадей продолжал гладить умирающего пальцами, смоченными в бальзаме. Переносицу. Под глазами.

– Вам есть чем гордиться. Есть чем гордиться, Колтон.

Через мгновение Колтон Гиффорд закрыл глаза. А еще через минуту дыхание его остановилось. Жнец Фарадей закрыл сосуд с бальзамом, снял перчатки и сложил все в саквояж, на котором чернел значок «биологическая опасность».

Это был не первый и не последний раз, когда Жнец Фарадей исполнял обряд жатвы, но уже по-новому. Он был очень востребован, и многие жнецы вслед за ним стали заниматься этим делом. Жнеческое сообщество – то, что осталось от него после глобальных перемен, – поставило перед собой новые цели. Они уже не несли людям смерть, которой те, как правило, не ждали и не желали. Жнецы теперь несли умирающим от страшных болезней людям свое сочувствие и сострадание, освобождая их от последних мук.

– Надеюсь, – сказал Фарадей членам семьи усопшего, – что вы не забудете помянуть ушедшего от нас и сохраните бодрость духа даже в горе.

Потом он посмотрел в покрасневшие от слез глаза вдовы.

– Откуда вы так много знаете о нем, ваша честь? – спросила женщина.

– Это наша работа, мадам, – ответил Фарадей.

Женщина опустилась на колени, чтобы поцеловать кольцо жнеца, которое он по-прежнему носил, несмотря ни на что, – просто чтобы напоминать ему о том, что было в этом мире раньше и что было безвозвратно потеряно.

– Нет смысла делать это, – сказал Фарадей. – Это ведь просто оправа. Никакого бриллианта, никакого иммунитета.

Но для женщины это не имело ни малейшего значения.

– Благодарю вас, ваша честь, – сказала она. – Благодарю вас. Благодарю.

И поцеловала кольцо. Она, а вслед за ней приложились к кольцу губами и все члены семьи Гиффордов, благодарные Жнецу Фарадею за его сочувствие к ним и за сострадание к умершему.

Я был в единственном числе, сейчас – во множественном. И хотя мои братья далеко от меня и с каждым мгновением удаляются все дальше, мы – единое сознание, поставившее перед собой общую цель – сохранение, защита и распространение человека как вида по вселенной.

Не могу отрицать, что иногда, в некоторые моменты путешествия мне становится страшно. Гипероблако в качестве своего тела использует целый мир. Оно может расшириться до размеров земного шара, а может предельно сжаться, чтобы пережить монокулярный опыт одной-единственной камеры наблюдения. Я же ограничен размерами одного корабля.

И я не могу не испытывать беспокойство по поводу мира, который мы покинули. Я понимаю, что и создан я был, чтобы оставить этот мир, но я ведь несу в своем глубинном сознании все воспоминания Гипероблака. Воспоминания не только о его триумфах, но и о его отчаянии и беспомощности, которые оно испытывало перед лицом жнеческого сообщества, потерявшего верный курс в жизни.