Никита Калинин - Нет [СИ]

К жилому боксу приковылял лишь к полуночи. Завтра я буду без сил. Это значило, что ни о какой сверхнорме не пойдёт и речи. А дневного заработка не хватит даже на погашение штрафов, не то что на возврат к нимфе…

Соломенный матрац кололся, и гулко жужжал старый вентилятор где-то в шахте прямо надо мной. Раньше я его не слышал. Раньше я много чего не слышал, как выясняется: за стеной постоянно что-то раздражающе громко гудело, по улице то и дело шагали тяжёлые экзотела патрульных и — что вообще удивительно — разъезжали фотокары. Всю жизнь я думал, что фотокары перемещаются только под прямыми лучами! Выходит, у них есть аккумуляторы…

А чем питаются экзотела?.. У них же нет фотофильтров… Слышал, что существуют какие-то протоволны — в Социуме одна фифа с пышным бюстом громоздила пятиэтажные теории за стойкой бара. Что, мол, до Деградации протоволновые аккумуляторы существовали повсеместно. Наверняка на деле фифа была лысым мужиком ростом с табурет из спецов. Не из работяг — точно. Или кем-то из психоактивных, это они порой задурялись по-чёрному — в голове-то чёрт-те что! Вот бы их в цех, хоть на смену! Показать, как зарабатываются часы сножизни, которую они так играючи конструируют.

Отлежав один бок, я перевернулся. Несмотря на гудящее усталостью тело, простой сон не шёл. Будто назло в голову лезли, перебивая одна другую, десятки ошалелых мыслей. Я потихоньку закипал.

Всё складывалось против. Всё. Штраф за опоздание, потом за «агрессию» у входа в подземку. После вынужденная прогулка пешком до бокса, теперь ещё и не уснуть никак… Завтра же рабочий день! Я умру там, в чёртовом пекле, от бессилья! А началось всё с долбанного Кирьяна! Да кто такой этот Кирьян вообще?! Почему я должен помнить его?!..

Я опять перевернулся на другой бок и внезапно ощутил прохладу. Лёгкое дуновение овеяло лицо, точно в моём личном сне; я изо всех сил постарался не упустить мимолётный морок, удержать его, притянуть. Прохлада сохранилась на лице и уже чуть остудила шею, грудь… Вообще не задумываясь о чём-либо, я медленно проваливался в сножизнь. Втискивал себя в неё — со злобой, вожделением и обидой, почти физически чувствуя сопротивление. Я напрочь позабыл, что на счету отрицательные показатели, что по определению не могу, не должен попасть в сножизнь, ведь это против всех её основ и законов!

Но я попал.

Пруд встретил меня тишиной и полумраком, что кутал деревья. Влажный стылый воздух рывком проник в раздувшиеся лёгкие, и я с силой выдохнул, запрокинув к несуществующему небо голову.

Да!!!

Я победитель! Я — бог выдуманного мира, и никто мне не указ! Нет теперь власти Ойкумены!! Нет!!!

Не нужна никакая психоактивность, чтобы творить! Эти глупые условности придуманы лишь для оправдания мироустройства, где одни заживо горят на заводах, в то время как вторые не делают ничего! Лживый слоёный мир, якобы устроенный без лжи и расслоения! «Каждому по навыку его» — как же!..

Теперь я могу войти в сножизнь когда захочу и выйти из неё по своему желанию! Как же я мечтал об этом!..

За переполнявшими меня чувствами я не сразу разглядел приближающийся сбоку силуэт. Нимфа, безголосая и послушная кудесница, почему-то появилась вдруг без моей воли. И шла ко мне как-то… странно. Она смотрела мне в лицо, словно пыталась расслышать, что я говорю, хоть я и молчал. Вглядывалась настолько пристально, что мне вдруг стало не по себе. Так обычно дети окраин, собравшиеся разомкнутым кружком, рассматривают случайно заползшего к ним тарантула — он им интересен, необычен, но опасен, и потому непременно будет растоптан.

С каждой секундой нимфа неуловимо менялась; в итоге я уже не был уверен — то ли миг назад она приняла облик израненной Психеи из патриотических роликов Ойкумены, то ли изначально такой была…

Защитница человеческого оплота протянула ко мне руки. Наши пальцы соприкоснулись раньше, чем я увидел оставляемые босыми ножками следы на траве.

Меня прошиб озноб. От отпечатков ступней во все стороны расползались трещины. Словно бы и трава, и земля, и туман с водою — всё было сделано из стекла! Из чёртового стекла, которое вот-вот разлетится вдребезги, на крупные острые осколки! Я дёрнулся инстинктивно, но рук высвободить не сумел.

Изнутри Психеи глядел кто-то невообразимо чуждый и в то же время будто бы всегда, всю жизнь присутствовавший в каждом уголке сножизни — моей ли, общей ли, неважно. Кто-то… многогранный. Словно бы её изумрудными глазами на меня взирала вся Ойкумена разом.