Лидия Рыбакова: Истории старой сосны (сборник)

Можно было возвращаться.

Спускалась ещё дольше.

Лежала под деревом, дрожа от усталости, и думала, какая же я всё-таки дура. Не было никаких сомнений, что выход существует. Он должен быть. Просто я его пока не вижу.

Вспомнился московский закадычный дружок. По роду занятий – студент мехмата, по призванию – философ, а по убеждениям – хиппи. С неизменной улыбочкой, он то втравливал приятелей в неприятности, то вытаскивал из них. Это он выгуливал меня по Трубе и Стриту, дарил бисерные фенечки, колечки «неделька» и кожаные плетёные налобники. Это с ним мы играли в чехарду и танцевали польку-бабочку босиком посреди ночной Москвы – он в драных выгоревших джинсах, я с нарисованным контурным карандашом синим цветочком на щеке, в длинной, до пят, юбке с оборками, ярко-бело-алые ромашки по чёрному полю. А потом драпали по переулкам, слыша за спиной недовольные милицейские свистки… Толковый парень! Солженицына, Бродского и Замятина я брала почитать именно у него. Так вот, он всегда говорил, что если задачка не решается, надо просто посмотреть с другой стороны.

Неизвестно в каком направлении идти. Это – с одной стороны. А что с другой? С другой – то, что двигаясь по прямой, рано или поздно наткнёшься на ручеёк. Их здесь немало, мы на маршруте по три-четыре в день видели. Только именно по прямой. Это существенно. Вопрос в том, как этого добиться. Вообще-то, человек не способен без ориентиров перемещаться, не сворачивая. Завязываешь ему глазки, пускаешь по гладкому асфальту через широкую площадь – и готово дело! По кругу чешет, родимый! Не иначе как в Эдемском саду Адама и Еву к колышкам привязывали, как коз. Чтобы чего по неопытности не попортили. Вот они и втянулись. А если серьёзно, не знаю, почему, но в лесу кружит любой. Ничего не поделаешь.

Что-то стало холодно.

– Ветерок, ветерок, сколько мне осталось жить?

Шелестит, шумит в кронах ветер, словно шепчет:

– И всё там же ты будешь ходить и ходить, и время, отпущенное тебе, будет как шагреневая кожа. И не выберешься…

– Успокойся, усни на мягком мху, Малыш. Затихни, не борись – так лучше, так легче… Сон ласков…

Оцепенение… Не хочется шевелиться, тело словно обернули в вату. Окружающее поблекло и утратило глубину. Предметы – тени на стекле. Даже контуры их стали расплываться, истаивать. Всё гасло, всё – и меня уже тоже здесь не было, я растворялась в этом гаснущем мире, уничтожаясь вместе с ним… И это было приятно.

Но что-то мешало.

Какая-то странная равномерная пульсация. Вначале еле ощутимая, она становилась всё мощней, будто питаясь энергией исчезающих сущностей. Упорный как метроном, равномерный как прибой, неотвратимый как время, – стук, грохот, наконец, громыханье, заполнившее собой всё. Что это?

Бом-бом, бом-бом, бом-бом…

Покой не приходил. Вселенная била в огромный барабан, не давая забыться.

И вдруг я поняла: это бьётся моё живое сердце. Оно не хотело сдаваться! Ему было рано умирать! И с каждым его ударом во мне поднималось и росло древнее упрямое чувство – неодолимая, животная жажда жизни.

Она пробивалась сквозь апатию усталости, как вода сквозь запруду. Вначале только влажное пятно, потом капли – одна, вторая… Вот они слились в тонкую слабую струйку, вот потёк ручеёк… А напор всё сильнее, плотина начинает разрушаться, от неё отделяются песчинки, крошки, потом куски… И наконец, круша всё на своём пути, бурлящий поток устремляется на волю!

О, не пой мне больше сладких песен, смерть-Баюн! – Бесполезно!

Я ощутила: оттуда, из едва не потерянного мною мира людей, протянулись связующие нити человеческой любви, дружбы, заботы и приязни… Как наяву, цветными слайдами, замелькали картины:

– Мама с лепечущей сестрёнкой на руках стоит у окна, закусив губу, хмурит брови, тёплая такая – ждёт.

– Испытующий взгляд отца из-под выгоревших бровей: ты точно хочешь поехать с нами? Выросла, а я и не заметил.

– Друзья машут вслед уходящему поезду: не забудь, фотки привези!

– Учёная экспедиционная братия в полном составе, хохочущая у костра над очередной Колюниной байкой…

Какой стыд, Господи! Я чуть не предала их всех. Я чуть не предала себя!

Распахнутые глаза смотрели в небо. На сером фоне чётко выделялись тёмные вершины. И я увидела. Всё это время ответ был здесь. Следовало только оторвать взор от земли. Совсем недалеко царил над окружающими деревьями лесной патриарх. Растения вокруг были едва по плечо гиганту. Сколько веков рос он на этом месте, ожидая своего часа? Как я прежде его не заметила? Когда-то великана явно ударила молния, вся верхняя часть ствола была заметно обуглена. Но Дерево не погибло: одна из мощных ветвей почти под прямым углом повернула вверх, замещая вершину, выбрасывая новые ветки, рождая свежие набухшие почки. Оно словно указывало мне направление простертой в небесах зелёной рукой. Оставалось только подняться и пойти.