Дмитрий Сергеев: Завещание каменного века (сборник)

Если разобраться, я и сам принадлежал к поколению, на чьих глазах происходила техническая революция. А что сильнее всего затронуло мое воображение? Тайна!

Мир, где я родился, был тихим и патриархальным. Вернее, таким он предстал мне: я родился в захолустном городишке, который сколько ни кичился своим местоположением, сколько ни наговаривал на себя лишнего, на самом деле прозябал на задворках истории — главные события века развертывались вдалеке от нашего города. Улицы моего детства были покрыты травой, а не задавлены асфальтом, как стало позднее. Лошадиный навоз доставлял усладу воробьям, а зимой мерзлыми кругляшками можно было кидаться вместо камней. Первое мое знакомство с чудом произошло на ближнем углу нашей улицы. К тому времени я уже видел аэроплан и автомобиль, по не они поразили меня.

На углу улиц стояла водокачка — насыпная избушка на курьих ножках. В ней даже оконца были сказочно крохотными. Воду носили на коромысле. Старшая сестра частенько брала меня с собою. Очень хорошо помню деревянный пенальчик, одним краем выставленный наружу из окошка водокачки. Сестра опускала в него копейку, пенальчик уползал внутрь — копейка исчезала. Сестра подставляла ведро под кран, из него начинала хлестать вспененная от напора струя. Когда ведра наполнялись, вода переставала течь, последние капли шлепались в пробитую на земле водомоину.

Вот этот пенальчик, проглатывающий наши копейки, и был для меня чудом, которое затмило и самолет, и автомобиль. Позднее я узнал — в будке за крохотным оконцем сидел одноногий инвалид, он открывал и завертывал кран, пуская воду, и забирал из пенала копейки. На них он и жил. Из-за малого роста я не мог видеть, что происходит за окошком, и все казалось мне таинственным.

Потом хибарку снесли, на ее месте поставили чугунную колонку с тугим рычагом, и за воду не нужно стало платить.

За мою недолгую жизнь наш заштатный городишко преобразился. «Вода пришла в дома», — помнится, именно так писали в местной газете. Правда, в деревянные развалюхи на нашей улочке она так и не пришла, ее по-прежнему носили в ведрах на коромысле. Это древнее приспособление для переноски тяжестей оказалось куда живучей, чем, например, паровые двигатели: на его веку рождались и гибли империи, погребали в песках пирамиды и города, появлялась и отживала техника — а коромысло оставалось. Но это мелкие частности, а вообще технический прогресс наступал на нашу улочку широким фронтом. Кино из немого стало звуковым, цветным, объемным, широкоэкранным и наконец — тоже «пришло в дома». Никак не обойтись без этой трафаретной фразы. За мои годы в наш дом чего только не приходило, и еще бы продолжало приходить, если бы он не сгнил и нам не дали квартиру в новом районе.

Планировка на всех этажах Земтера одинаковая, выбирать не из чего. Я остановился там, где меня застигла ночь: тридцать второй этаж, сектор БЦ. Чтобы прописаться и встать на учет, потребовалось совсем немногое: достаточно было опустить свой личный жетон в отверстие хлоп-регистратора — и все данные обо мне сразу же поступили в вычислительный отдел адресного блока. Взамен жетона хлоп-регистратор выплюнул мне небольшую карточку. На форменном свитере, выданном мне в больнице, имелся специальный кармашек для нее.

Я стал полноценным гражданином Земтера. Меня предупредили, что в течение первого месяца я могу не являться в Т-пансионат, куда я автоматически был приписан. Я не поинтересовался, что такое Т-пансионат. Мне почему-то не очень хотелось являться туда.

Месяц свободного времени был кстати. Мне необходимо было Связаться с Итголом. Увы, в покое меня не оставили. Назавтра в квартире появился человек в форменной блузе.

— Представитель земтерского гипноцентра, — отрекомендовался он. — Поскольку вы человек новый, мне поручено проводить вас в операционное ателье.

— Это еще что такое?

— Разве вы не собираетесь надеть гипномаску?

— Гипномаску?..

Выяснилось, что все жители Земтера носят гипномаски. Собственная личина каждого скрыта под безукоризненно совершенной внешностью. Раз в три года проводятся всепланетные конкурсы красоты. Победители — мужчина и женщина — становятся эталонами гипномаски.

— Зачем это понадобилось?

— Для справедливого распределения счастья.

Я не поверил своим ушам.

— Разве счастье возможно распределить? При чем здесь гипномаски?

— На всей планете уже в давнюю пору установлено равенство благополучия. Понятия: нужда, бедность — позабыты. Однако люди не стали счастливы. Достаточно было человеку родиться с каким-либо физическим изъяном, как все усилия наисовершеннейшей системы воспитания, все блага, получаемые каждым, не могли сделать его счастливым. Гипномаска окончательно и навсегда уравняла людей. Даже и в давние времена люди стремились походить друг на друга. Особенно преуспевали женщины. Стоило объявиться новой красавице, кинозвезде, как добрая половина женщин гримировалась под нее: перекрашивали волосы, подрисовывали брови, вставляли искусственные ресницы, зубы, наклеивали носы… Успеха же достигали немногие. Большинство не столько приобретало, сколько теряло: под гримом незаметными становились и те крохи привлекательности, которыми наделила их природа. Фальшивая красота не сделала женщин счастливыми. (Впрочем, все это в равной мере относится и к мужчинам.) С изобретением гипномаски не нужно стало ухищряться, кому-то подражать. Теперь каждый выглядит точно так, как самый совершеннейший из людей.