Харлан Эллисон: Парень и его пес [другой перевод]

Я ждал.

— Но тут вот какое дело… Вдруг выяснилось, что многие парни уже не могут иметь детей, а женщины рожают все больше девочек. Нам нужны мужчины. Мужчины с определенными способностями.

Я захохотал. Даже не верилось. Слишком клево. Значит, я им для племенных услуг нужен! Я хохотал от души.

— Грубиян! — оскорбилась одна из баб.

— Для нас, мальчик, все достаточно трагично. Так что не надо усугублять. — Лью явно стушевался.

Блин! Там, наверху, я чуть не подох, пока вместе с Клыком охотился за блядями! А здесь меня, оказывается, тем временем ждало все женское население! Усевшись на пол, я уссывался, пока слезы по щекам не потекли.

Тогда я встал и сказал:

— Ладно. Идет. Но только у меня одно условие.

Лью пристально на меня посмотрел.

— Первой должна быть эта Стелла-Джейн. Сначала я оттрахаю ее насквозь, а потом накостыляю по черепу так же, как она двинула мне!

Все ненадолго собрались в кучу, потом разошлись, и Лью промямлил:

— Никакого насилия мы здесь не потерпим. А начать вполне можно и со Стеллы-Джейн. Она сейчас, кажется, в форме? Не так ли, Айра?

Тощий желтоватый мужичонка кивнул. Но радости у него на морде не выразилось. Предок Стеллы-Джейн. Как пить дать.

— Ну, тогда поехали, — сказал я. — Стройте их в очередь. — И принялся расстегивать джинсы.

Бабы завизжали, а мужики схватили меня за руки. По том отволокли в пансион, отвели мне там комнату и сказали, что до начала работы мне надо получше познакомиться с Топекой. К тому же, сказали, выходит такая неловкость нужно, мол, подготовить тутошний народ ко всем этим делам. Я так понял, что, если со мной все сойдет, они хотят заполучить наверху еще несколько производителей и в конце концов спустить нас с привязи. Ну-ну.

Вот и провел я какое-то время в Топеке. Смотрел на местную публику — как живут, чего делают. Жили они славно. Просто славно! Сидели на качалках перед своими верандами, болтались по лужайкам, околачивались у бензоколонки, совали монетки в автоматы со жвачкой, проводили по центру дороги белую полосу, продавали на углу газеты, слушали у эстрады в сквере духовой оркестр, играли в классики и догонялки, драили пожарные машины, сидели на скамейках за чтивом, мыли окна, стригли кусты, сбивали дамам шляпки, собирали пустые молочные бутылки в проволочную тару, чистили коней, кидали псам палки, ныряли в общественный плавательный бассейн, писали мелками цены на бакалейных прилавках, фланировали под руку с самыми паскудными телками, каких я в жизни видел, — и надоели мне до жопы.

Через неделю мне уже выть хотелось.

Я чувствовал, как эта консервная банка на меня давит. Чувствовал, как сверху на меня давит земля.

Жрали они всякое синтетическое дерьмо. Искусственный горох, фальшивое мясо, поддельных цыплят, эрзацкукурузу, дрожжевой хлеб. На вкус — вроде мела.

Вежливость? Блевать тянуло от того вранья и лицемерия, которое звалось у них приличиями. Здравствуйте, мистер Хрен. Доброе утро, миссис Жопа. Как там малышка Дженни? Как работа? Идете в четверг на собрание общины? И я уже мало-помалу начинал беситься.

Их жизнь — чистенькая, сладенькая, опрятненькая любого нормального парня запросто могла в гроб уложить. Ничего удивительного, что местные мужики разучились делать младенцев с яйцами вместо щелей.

В первые несколько дней все посматривали на меня так, будто я вот-вот лопну и заляпаю своим говном их белоснежные изгороди. Но мало-помалу привыкли. Лью сводил меня в местную лавку и снарядил парой каких-то детских комбинезончиков и рубахой, в которой тебя за милю видать. Мец, та сука драная, что назвала меня убийцей, все крутилась вокруг да около и наконец заявила, что хочет меня подстричь. Чтобы я смотрелся поприличнее. Только я срал на то место, куда она спать ложится. Тоже еще, мамаша.

— А в чем дело, дырка? — подколол я ее. — Твой хрыч тебе уже не вдувает?

Крыса вроде решила кулак себе в пасть засунуть. Отсос.

Не вышло. Я заржал как бешеный.

— Тогда лучше иди подрежь ему яйца. А с моим хайром все ништяк. — Баба молча рванула прочь. Будто у нее дизельный мотор в заднице.

Вот так все и шло. Я болтался как хвост в проруби, а они приходили меня кормить. Но свое молодое мясцо пока что держали подальше. Пока весь город не подготовится к моим будущим подвигам.

От такой тюряги у меня даже крыша поехала. Весь зажатый, я сидел в темноте под крыльцом пансиона. Потом прошло, я начал по-всякому выдрючиваться, рычал на всех. Потом посмурнел, затих и совсем отупел. Абзац.