Дмитрий Смоленский - Складка

Лусинда ступила на веранду, прикрыв за собой дверь. Опустив глаза, она повернула лицо к Питеру, продемонстрировав правую его половину, до того скрытую в тени комнаты. По округлившимся глазам О'Брайана Умберто понял, что требуемый эффект достигнут. Конечно, в основном отек имитировался комком ваты, сунутым за правую щеку, а на багрово-синий кровоподтек Лусинда потратила все утро, колдуя с ягодным соком и чернилами, но распухшей верхней губой она была обязана тяжелой руке Умберто и горячим компрессам.

«Как вы посмели! — закричал инженер. — Она ни в чем не виновата!»

Хороший муж Лусинде достанется, подумал Умберто, взглянув на поднятый в его направлении кулак и с трудом сдержав улыбку. Жаль, конечно, мужика — то-то он беситься начнет, когда все узнает, но ведь и для его же пользы стараемся!

Спектакль, однако, требовалось продолжать, не снижая темпа.

«Ты на кого орешь? На меня?»

Умберто двумя прыжками вылетел из-за перил веранды, соскочил на землю и сгреб американца за грудки.

«Я тебя в дом привел! Гостем на свадьбе сделал! Дочку тебе, как другу, доверил! — он слегка потряхивал американца, не давая ему прийти в себя. — Я думал, ты инженер, образованный человек, а ты — как и все остальные гринго!»

Он оттолкнул Питера от себя, плюнул ему под ноги и снова поднялся на крыльцо.

«Уходи отсюда, пока я не пристрелил тебя, как бешеную собаку! Тварь без чести и совести, опозорившая мой дом!»

Вчера он долго подбирал подзабытые английские слова, готовя реплику. Было бы проще объясниться по-французски или по-немецки, но для крестьянина такие знания выглядели бы странновато, а портовой бранью спектакль портить не хотелось. Однако все на удивление ладно склеилось, даже американское «р-р» удалось воспроизвести.

«Подожди, Умберто! — пришел в себя О'Брайан. — Я пришел исправить ошибку! Не знаю, что со мной вчера произошло, вроде и выпил немного, две или три рюмки вашей кашасы, но словно бес меня попутал! Давай договоримся, Умберто! А? Мы же серьезные люди!»

Это Умберто и сам хорошо знал, что инженер выпил совсем немного, ровно столько, сколько им было нужно, чтобы все заметили — пил, но ни глотком больше. Иначе Лусинда вообще побоялась бы сесть с ним в машину — не для того она столько прожила, чтоб сломать шею на лесной дороге. Ну, а остальное сделало искусство самой Лусинды: ее запах, тепло, смех, прикосновение руки и влажный блеск глаз. Чуть пережала бы мечтающего о скорой пенсии американца и могла бы спугнуть.

А могла бы пережать — очень уж была голодной. Уж кто-кто, а Умберто мог судить об этом с полным на то правом. Недаром последний год ему приходилось спать с ней в одной постели. Да какое там спать! Иногда вся ночь проходила в напряженной полудреме, когда даже волосы на затылке становились чувствительней кошачьих усов: вот затаила дыхание, вот шевельнулась, вот заскользила рукой по его бедру… Первое время он еще пытался ее уговаривать, мол, не дело она задумала, при спящем-то ребенке, собственной внучке и его жене! Не пойдет он на это, а если упрямиться станет — выгонит к дьяволу из дому, пусть живет в своей развалюхе, хоть и крыша в ней течет, и мыши летучие чердак обжили! Да где там! Только уткнется глазами в стол, вроде стыдно, а присмотришься — улыбку прячет. И опять такая же ночь без сна, после которой ноги заплетаются и мозги словно паутиной затянуты.

Долго он такой изнурительной осады выдержать не смог и после месяца борьбы был вынужден пойти на компромисс. С тех пор, едва засыпала Агата, Лусинда, нарушая ночную тишину лишь шумным дыханием, использовала его бедро для собственного удовлетворения. Использовала без всякого стеснения (да и какой стеснительности можно ожидать от женщины, прожившей на этом свете лет двести с гаком!), иногда жестоко и яростно, иногда мучительно медленно, но с неизменной последовательностью, приводящей к результату. Он смирился с этим, как смиряются оказавшиеся волею судьбы на панели женщины. И только перехватывал ее руки, стремившиеся вовлечь и его в изматывающую игру. Держал их, маленькие, горячие и твердые, рвущиеся на волю из его ладоней, и строил планы на завтрашний день: надо бы еще накопать маниоки [8], или начать рыть новую выгребную яму — старая почти полна, или заказать Отцу Балтазару хоть с десяток дюймовых досок и пару фунтов гвоздей.

Лусинда знала, что делала. За прошедший год она сильно изменилась, став внешне походить на шестнадцатилетнюю девушку с оформившейся грудью и округлившимися бедрами. Даже за последний месяц она прибавила в росте и весе, и Питер все охал: «А мне сначала она показалась почти ребенком!». Хорош ребенок — мужик с ней еле справляется!