Роман Ганжа - Рецензия на Складка. Лейбниц и барокко

Делез Ж. Складка. Лейбниц и барокко

Общая редакция и послесл. В. А. Подороги. Пер. с франц. Б. М. Скуратова - М.:

"Логос", 1998. - 264 с.; тираж 5000 экз.; серия "Ecce homo".

Похоже, наиболее эффективным чтение этой книги окажется для математиков, особенно специалистов по топологии. Книга перенасыщена математическими аллюзиями и многочисленными вариациями на тему пространственных преобразований.

Можно без особых натяжек сказать, что книга Делеза посвящена барочной математике, а именно дифференциальному исчислению, которое изобрел Лейбниц. Именно лейбницевский, а никак не ньютоновский, вариант исчисления бесконечно малых проникнут совершенно особым барочным духом. Барокко толкуется Делезом как некая оперативная функция, или характерная черта, состоящая в беспрестанном производстве складок, в их нагромождении, разрастании, трансформации, в их устремленности в бесконечность. Образуемая таким образом бесконечная складка (сразу напрашивается образ разросшейся до гигантских размеров коры головного мозга) имеет как бы две стороны или два этажа - складки материи и сгибы в душе.

Тяжелые массы материальных складок громоздятся под действием внешних сил, а затем организуются в стройную систему согласно внутренним изгибам души. Декарт использовал совершенно иной принцип монтажа: для него материя характеризуется прямолинейной протяженностью, а душа - "прямизной", выправляющей любые душевные "наклонности".

Благодаря такой строгой геометричности материя и душа нигде не пересекаются, разве что посредством шишковидной железы, явно имеющей характер мистического трансцендентного агента (это напоминает кукольный мультфильм, где не обойтись без руки кукловода, не попадающей в кадр). Лейбниц в этом смысле - сторонник рисованной мультипликации (сам термин "мультипликация" происходит от латинского слова "plica" - "складка" - и может толковаться как "умножение складок"), которая иначе называется "анимацией", то есть "одушевлением".

И это не случайно, так как центральное место в барочном монтаже занимает мотив одушевления материи. Рисовальщик (аниматор) использует принцип предустановленной гармонии: если в рисованном мультфильме собаку бьют палкой, то она взвизгивает от боли без всякого внешнего вмешательства - только потому, что ее реакция заранее предусмотрена в сценарии фильма. В кукольном мультфильме для этого требуется еще и движение длани кукловода.

В лейбницевском сценарии материя представляет собой бесконечно пористую, губчатую или полостную текстуру - без пустот и без нижней границы деления. В каждой полости находится следующая полость: в каждом теле, каким бы малым оно ни было, содержится некий мир, а вся Вселенная подобна пруду материи, где можно наблюдать струи и волны. Тела по сути своей эластичны: при увеличении внешнего давления они твердеют, при уменьшении становятся более текучими и распыляемыми - но не на атомы, а на более мелкие складки, всегда сохраняющие некоторую степень связности. Однако распыление есть одновременно и сжатие, поскольку тело "раскладывается" не в пустоту, а в плотную массу других тел.

При этом материя повсеместно заселена живыми организмами, которых в ней не меньше, нежели неорганических частей. Для понимания этой мысли более всего подходит образ пруда или садка, кишащего рыбками, причем в каждой рыбке сложено бесконечное количество таких садков.

В любом наимельчайшем организме имеется своя душа. Она локализуется в теле согласно правилу проекции в "точку" тела. Проецируется же она с изнаночной стороны бесконечной материальной складки или, лучше сказать, с верхнего этажа, который она сама и образует. Рассматривая тело как математический объект, барочная математика избавляется от аристотелевской оппозиции формы и материи.

Теперь объектом является не форма, а вариация - некая функциональная зависимость, характеризующая целое семейство кривых или плоскость с переменной кривизной. То же самое происходит и с субъектом, традиционным носителем души.

Субъект - это тот, кто пребывает в точке зрения (это привычное для нас понятие возникло именно благодаря Лейбницу). Последняя есть не что иное, как фокус вогнутости, характеризующий некую вариацию, то есть это точка, относительно которой только и может быть определен закон вариации. Таким образом, душа включает возможность выявления истины, или закона некой серии событий, и она же делает эту серию актуальной. Это означает, что мир как бесконечный горизонт событий становится актуальным только в сгибах выражающей его души.