Геннадий Емельянов - Пришельцы

- Категория - первая!

- А баню топить когда?

- Насчет бани отдельно скажем. Действуй. Галя начала действовать, Сидор же Иванович углубился в нелегкие и непростые размышления о том, как общаются с пришельцами? Вежливо и предупредительно с ними общаются. А еще? В нашей фантастике, советской, пришельцы добрые и мудрые, а в переводной и зарубежной - всякие, в основном же - коварные, и прилетают они к нам с конечной целью оккупировать Землю, подмять под себя или вовсе уничтожить людской род. Зарубежная фантастика (Ненашев кое-что читал) предписывает держать с инопланетянами ухо востро. "Лезет в башку какая-то чертовщина! - думал с досадой председатель. - Если бы захотели нас подмять, они бы не дрыхли под горой, понимаешь, шевелились бы!" Ненашев решил, что действовать придется по обстоятельствам, а пока подался на крыльцо развеяться.

Солнце поднялось в тот день умытое, ядреное и круглое. Горы были точно облиты фиолетовыми чернилами, над круглыми их вершинами завивался туман, воздух был напоен теплой сыростью, в тени крыльца ходила пестрая курица, она поднимала ноги попеременке и замороченно останавливалась: улицу пересекала сугорбая старуха, она держала у живота цинковый таз с прополосканным бельем, в луже поодаль лежала свинья, лежала на боку, распластанная, с закрытыми глазами и с выражением блаженства высшего порядка, нам недоступного. Крыши домов, загороженные тополями в молодой ярой зелени, просыхали пятнами, отдавал серебром штакетник, кое-где еще блестела роса, над тайгой зыбко и коротко вспыхнула радуга. Ненашев потоптался на крыльце, оглядел из-под руки окрестности и неожиданно для себя засмеялся, он теперь окончательно пришел к мысли, что никаких пришельцев нет и не будет во веки и что пора заняться серьезными делами.

- Снисхождения вам не будет! - отрезал председатель. - Никакого, чтоб вы знали.

- Не по-соседски так-то, Сидор Иванович!

- Мне с вами детей не крестить.

- Не плюй в колодец, и так далее...

- Знаю я эти байки, все простить могу, а жестокости - никогда! Лошадь, она, Витя, намного лучше тебя, ты над этим никогда не задумывался?

Витя Ковшов, буровой мастер из геологической партии, попробовал задуматься и наморщил даже лоб, но лицо его, большое и румяное, лицо здоровяка, осталось улыбчивым и глуповатым. Витя сидел сбоку председательского стола в позе вольной, он не снял даже кепку, белую, пушистую и замазанную глиной. Витя носил все дорогое: джинсы - американские чуть ли не за триста целковых, стеганую курточку финскую, ботинки на высоченной рифленой подошве - немецкие. Редкие эти вещи на нем с быстротой необыкновенной приобретали вид самый затрапезный: джинсы были в масляных пятнах, курточка порвана на груди и не застегивалась, ботинки не мылись и не чистились с того самого дня, когда обрели хозяина, свитер-водолазка тоже был захватан и в дырах. Когда старшие товарищи говорили бравому мастеру про то, что на работу можно ходить в чем-нибудь и попроще, что одежду надобно беречь, он махал рукой:

- Тряпки - не самое главное.

Хотя самого главного у Вити не было, кажется, вообще, он частенько работал под дурачка, был нагловат, размашист и глуповат, но и непрост.

- Ты головной убор сними, Витя. Этому в первом классе учат: зашел в дом - сними шапку.

Витя, посопевши, стянул кепку, шевелюру кое-как пригнул пятерней.

Сидор Иванович видел, что в кабинет зашел. Гриша Суходолов и сел на стул у двери.

- Слово мое твердое, Виктор. Я не отступлю. Акт составлен, и дело будет передано, как положено, в народный суд. У меня все. Ступай себе с богом, видишь, люди у меня.

- Гришка-то? Он свой парень, - Витя показал кепкой, зажатой в руке, на бухгалтера, и в этот момент, заметил председатель, глаза бурового мастера начали сперва круглеть, потом они даже вроде бы побелели и рука, протянутая в сторону Суходолова, замерла. Витя испытал нечто вроде короткого обморока, руку он с трудом согнул, опустил плетью, охнул, рыхло поднялся со стула и опрометью рванул из кабинета, пробухал тяжелыми ботинками в приемной, пробухал по крыльцу и ударился шибким бегом вдоль улицы, сноровисто перепрыгнул через свинью, которая все нежилась, и пропал из вида. Свинья всколыхнулась, будто волна, и тоже побежала, всплескивая ушами. У Ненашева было настроение посмеяться,. но он почувствовал, что не может повернуть голову, что затылок его омертвел и по спине ползут мурашки. Бухгалтер Суходолов привстал, робко улыбнулся и кивнул, приветствуя кого-то. Председатель Ненашев вдруг испытал непоборимое желание говорить. Говорил он для кого-то, но смотрел исключительно на Суходолова, который двигался мелким шагом вдоль ряда стульев в глубину кабинета.