Светлана Дильдина - Созвездие Чаши

— Но ты же не станешь их заставлять, — тихо сказал Эниф. — Ну, ладно, Шаула, ты…

Тайгета хмыкнула, приникла к Гамалю.

— Не надо нас заставлять, — печально сказала Майя. — Мы все-таки вместе… одна команда. Это уж совсем назад отматывать надо, чтобы иначе… я не хочу.

— Риша, — обернулся Альхели, — Пожалуйста. Я очень хочу, чтобы ты осталась. Это ведь правильно — женщины всегда оставались… ждали дома.

— Нет у меня дома, Сверчок. Я тут живу, понимаешь?

Мира не вымолвила ни слова, хмуро чертила на плите непонятные знаки то указательным пальцем, то мизинцем.

— Но ведь надо, чтоб кто-то ждал…

— Не надо. Надо, чтобы кто-то был рядом. Иначе один не вернется, а другой будет ждать вечно. Ты сам это затеял, Сверчок. Ты умница… даже если нам не позволят спуститься в Чашу. Просто очень хорошо, когда — вместе.

Он обвел глазами подростков. Тайгета положила голову на колени Гамалю и тихо мурлыкала песенку, глядя в небо. Наос улыбался смущенно, глядя на Сверчка:

— Ну, ты чего?

«Что же я наделал», — подумал Сверчок. Но ни слова не произнес.

Это в сказках герои разводят лирику с прощаниями и взмахами платочков из окна. Только по-быстрому обнялись те, кто сроднился с другим — а некоторые и без того обошлись, все равно вместе. На сей раз не сорвали ни одного листика с заветного цветка Майи. Забыли, наверное…

Больше всего они опасались, что всем спуститься им не позволят — это одного не удержишь, не успеешь перехватить, а их — целых пятнадцать. Они не думали об осторожности — сыпались вниз горохом, едва не срываясь с перекладин.

Сирена взвыла, когда почти все уже стояли на кольце — а люди в серой форме лишь сейчас оказались наверху, на площадке.

Они успели.

Но что-то сказать уже времени не было.

А Чаша — проснулась.

«Шестерка» считалась самой опасной, для половины уж точно смертельной. А ведь прошли — и все целы остались, отделались пустяковыми травмами. Только в юности подобный бред придет в голову: шесть — опасно, семь — смертельно, и восемь смертельно… а вдруг пятнадцать прорвутся?

Чушь несусветная. Но когда же рисковать, как не в юности? Когда только за собственную жизнь отвечаешь, и, по чести сказать, не веришь, что можно ее потерять? Сколько бы слез ни пролил над товарищами, а в свою смерть — не верится.

Земля не просто ходуном ходила — она попросту уже была не землей, а чем-то чужим и безумным. Они бежали, и кто-то падал, и не все поднимались.

Мирах упал — позвоночник хрустнул, как сломанный пополам стебель; распахнутые глаза неподвижны, а ртом все пытается ухватить воздух, как можно больше. Риша поцеловала Мираха в лоб и побежала дальше, потому что помочь ему могла только так.

Небо давило на голову, распирало голову изнутри, и Сверчок уже не знал, кровь ли под пальцами — горячая, липкая — или рвется наружу мозг. На коленях стоя, оттолкнул Хезе — беги! И тот побежал.

Ох, прав был Сверчок, сказав — вместе. Или не прав? Пятнадцать новичков собери, и все лягут мгновенно. А тут — не новички; разве новичок Мирах, который капризы Чаши под себя переделывал? Или Тайгета, кошка красивая, уличная? И остальные не хуже. Кто сам не так давно пришел в котловину, отдавал свои силы товарищам. Или наоборот, тут уж как повезло.

А ты — существо живое; попробуй, выдержи, когда в мозгу твоем или сердце промчится такая орава…

Чаша умирала, корчилась в агонии. И агония эта ударяла по бегущим сильнее, чем «лианы» там или камни катящиеся. Но они все равно бежали, поднимаясь и падая. Так долго и прочно связаны были с Чашей — и, неблагодарные, убивали ее, жестокие, как все дети.

И последним дыханием Чаши была — вспышка. Не белая, не красная, не зеленая. У людей и слов-то для подобного цвета нет.

Охранники, которые полукольцом высыпали на полосу из металла, вместо привычной блеклой дымки наверху увидели — небо. Голубое, с перистыми облаками. И среди облаков — длинный белый след, дорожка от самолета. Четкая такая, высоко-высоко.

На неровной, искореженной, обыкновенной земле стоял человек.

Мальчишечья угловатая фигурка — но кто знает, что за монстр в ней таится? И без того Чаша пугала, непостижимая, а теперь и вовсе с ума сошла. Умерла ли? Или оставила после себя… нечто? Мигом стволы вскинули.

— Не надо, — тихо сказал Хезе. — Посмотрите, может, кто жив…