Светлана Дильдина - Созвездие Чаши

Скоро перемешались все — подростки с камнями, «лианы» со вспышками. И не разобрать, кто и кого сколько раз поддержал.

Не сразу отключили изображение — сидящие на площадке видели, как зрители, «эти», едва не посшибав охрану, кинулись к шестерым. Если они и считали подростков фигурками заводными для развлечения, то не сейчас. Сейчас они сами смахивали на толпу верующих, к которым прямо на головы снизошло чудо — если бы на колени бухнулись, и то бы не удивился Сверчок. Не бухались, но рты разинутые, глаза вытаращенные, руки машущие… а вот вам, подавитесь, сукины дети!

Регор, единственный не получивший ни одной даже серьезной царапины, нес на руках самого младшего — идти Наос не мог. Но улыбался какой-то блаженной улыбкой, далекий сейчас от всего мира.

Тайгету подхватили врачи — она что-то выкрикивала, обращаясь к своим, встрепанная, с залитым кровью лицом, красивая и страшная, будто древняя жрица темных богов.

Ей кто-то кинул цветок — девушка его отшвырнула, смеясь, как безумная — не истерический смех, а ликующий.

И Сверчок смотрел во все глаза, как и все рядом с ним. Такого — никогда не было.

Такого больше не повторится.

Сегодня был их день. Их, а не тех, с золотыми кредитками… и «те», сверху, не жалели трат на подарки, лишь бы краешком прикоснуться — к чужому. Платформа спускалась, нагруженная коробками.

Плевать на коробки.

— Ее хотели оставить, — любовно сказал Наос, поглядывая на Тайгету, лицо которой было наполовину скрыто бинтами. — Она там устроила… уй. Я думал, все разнесет.

— Нога-то как, существо?

— Не болит!

Они свалили подарки в кучу, даже не рассмотрев, и хохотали, катаясь по площадке, живым ковром устилая ее — была веселая куча мала, когда без разницы, кому принадлежит рука или голова — все общее.

Регор оказался вплотную притиснут к Тайгете.

— Регор, это я тебе тренажер зациклила, — подмигнула девушка единственным видным сейчас глазом.

— Убью! — тот приподнялся было, но махнул рукой и упал обратно.

Ночью Альхели приснилась птица. Маленький голубь с розовой лентой на лапе. Сверчок кормил его с ладони… клюв щекотал кожу, порою не больно пощипывал. Голубь ворковал едва слышно… вот он расправил крылья, сделал круг над головой подростка и улетел на соседнюю крышу, затерялся среди маленьких сизых точек — таких же городских голубей…

Сверчок встал, провел рукой по лицу. Сердце стучало чересчур сильно. Хотелось воздуха, свежего… такой был хороший сон. Но не в Чаше.

Снаружи висел туман — неровный, будто слои в пироге. На площадке у лестницы, прислонившись спиной к блестящим перилам, сидел Нунки.

— Ты что?

— Шедар… ушел, — безразлично ответил тот.

— Как ушел?! Куда?

— Вниз. — Нунки указал на лестницу, выступавшую, будто хребет стены.

— Он что, свихнулся?! Так нельзя убежать, он сам говорил…

— Он и не думал бежать. Он ушел в Чашу совсем, умирать.

— То есть… как умирать? — одним губами произнес Альхели и сел.

— А так. Он сказал… Чаша сама поймет, что мне дать. Я не стану противиться.

— Но это же… Нунки! — отчаянно воззвал к нему Альхели. В голове не укладывалось — Шедар, спокойный, красивый, умница Шедар… он скоро должен был покинуть это место, если судить по крайнему сроку… он обычно возвращался из Чаши без единой царапины… Да и после недавнего триумфа — идти умирать?!

— Он девушку любил, — сказал Нунки, внимательно поглядев на растерянного, раздавленного Альхели. — Из тех… Да ты ее видел. Дочка магната. Красивая… Они около года любовниками были, долго очень. Ну вот.

— Послушай, нет… — Альхели не мог правильно построить слова, чувствуя абсурдность происходящего. — Она могла его выкупить! У нее деньги были!

— Ну и что? Значит, не захотела. А скорее всего, могла, и даже сделала бы — Шедар не предложил. Он ведь гордым был, ты знаешь. А сама она — не догадалась. А вчера… была там.

— Но умирать… зачем? — губы, казалось, двигались отдельно от лица. — Он ведь мог и… на свободу выйти.

— Ты никогда не был там, наверху, в гостевых, — Нунки посмотрел на него в упор. — Брезговал… даже просто дружески поболтать — брезговал, да? А вот Мирах получал у них горошины, и другое многое. Просто так, ему давали, как зверей в зоопарке кормят. А мне тоже многое перепадало, хоть вы и считали меня… А Шедар — любил. И гнить где-нибудь у беса на рогах, зная, что тебе могли помочь… могла, та, что была для тебя — единственной?

— Прости, — сказал Альхели все еще ватными губами.