Владимир Моисеев: Чужие тайны, чужие враги

— Ничего я этого не знаю.

— Понятное дело. Ты женщина.

— А это здесь причем?

— Не мной придумано, что женщины наделены умом, а мужчины интеллектом. В этом и состоит основная разница между полами. Поэтому им так трудно понять друг друга.

— Кстати, об интеллекте. Ты купил фотоальбом для Ксении Павловны? У нее завтра день рождения. Я обещала, что подарю ей фотоальбом. Лето она провела на Алтае, так что у нее скопилось огромное количество красивых фотографий, и мой подарок будет кстати.

— Ну что ты будешь делать — забыл.

— Хорошо, что я вспомнила. Кстати, магазин пока еще работает. Сбегай, пожалуйста, не сочти за труд. А я пока займусь ужином, а заодно и решу, что делать с поисками твоего отца.

— Может быть, не надо?

— Как же не надо? Очень даже надо.

Уже стемнело. Кое-где на небе были видны трогательно подрагивающие точки — звездочки. Хорошее зрение — это у меня от отца, как и способность замечать во время вечерних прогулок различные астрономические объекты. По расчетам я должен добраться до нужного магазина за тринадцать минут. Предположим, что на покупку альбома уйдет не менее пяти минут, а обратный путь я проделаю, скажем, за двенадцать минут — обратный путь почему-то всегда короче — то можно надеяться, что я управлюсь за полчаса.

Уличные фонари вполне сносно освещали тротуар. Мимо меня проносились многочисленные в это время суток прохожие. Они были скорее задумчивы, чем озабочены. Признаться, я не люблю разгуливать по вечернему городу. Вид освещенного электричеством мрака никогда не вдохновлял меня. Люди, снующие под зажженными фонарями, всегда казались мне персонажами какой-нибудь скучной книжки в стиле фэнтези. Наверное, потому, что желтоватый искусственный свет освещает их фигуры вызывающе неравномерно, создавая причудливые яркие картины. Какие-то части тел остаются во мраке, а другие, наоборот, неестественно выпячиваются, создавая странную композицию двух разных будто бы случайно соединившихся людей. Фэнтези и есть. Не удивлюсь, если выяснится, что именно подобные световые фокусы во многом поспособствовали появлению современной живописи. А потом и ее закату, поскольку в поиске причудливости (современная живопись — это ведь и есть поиск причудливости, не так ли?) художник безнадежно проигрывает хорошему фотоаппарату. Точно так же, как шахматист безнадежно проигрывает хорошей шахматной программе.

Не люблю темноту, поэтому еще в начальной школе решил держаться подальше от астрономии. Мне ли не знать, что астрономы частенько работают по ночам. Неизвестно, обиделся ли на меня за это отец?. Не знаю, хотел ли он, чтобы я продолжил его астрономическое дело? Будешь этим, будешь тем. Никогда не слышал от него ничего подобного, но мало ли?

Светофор, наконец-то, откликнулся зеленым огоньком. Можно было пересекать Большой проспект. Но я не успел сойти с тротуара. Над ухом у меня раздался приятный мужской голос.

— Простите, можно ли обратиться к вам с неожиданной просьбой?

Пришлось застыть на месте с поднятой ногой. Опустить ее на асфальт я решил только после того, как понял, что отвертеться от разговора с вынырнувшим из темноты молодым человеком и сопровождавшей его девушкой, мне не удастся, вопрос уже задан.

— В принципе, да.

— Значит, можно?

— Просьба обратиться с неожиданной просьбой сама по себе весьма неожиданна, не правда ли? — я не смог отказать себе в некоторой доли иронии.

Это замечание показалось моим собеседникам чересчур сложным для понимания. На какое-то время они погрузились в размышления, словно бы решая, скрыт ли в моем ответе тайный смысл или можно рассматривать его как неудачную попытку пошутить. Время обдумывания показалось неоправданно большим. Пожалуй, и это можно было посчитать необычным.

Я отметил, что парочка, так не вовремя остановившая меня, чем-то неуловимо отличается от прочих прохожих, спешивших по своим делам. Не взялся бы четко сформулировать, в чем конкретно это отличие заключалось. Так, серия мелких ускользающих деталей, каждая из которых в отдельности ничего не значит, да и собранные вместе они не слишком охотно складывались в целостную картину. Создалось удивительное впечатление, что люди, остановившие меня, — отдельно, а непохожесть — отдельно. Предмет — отдельно, его качество — отдельно. Кажется, что это абсурд, что так не бывает, однако, именно такое впечатление производили эти странные прохожие. Проще всего было считать их приезжими, туристами.