Нил Шустерман - Оборванные струны

Прохладная рука касается щеки Лева, и воспоминание в один миг улетучивается. Он покинул СайФая несколько дней назад. Он теперь где-то в другом месте.

— Ты в безопасности, дитя, — уверяет его мягкий женский голос. — Открой глаза.

Он открывает и видит приятное, улыбающееся лицо. Широкие скулы, чёрные волосы зачёсаны назад, бронзовая кожа... Да она...

— ...Притонщица! — выпаливает Лев и чувствует, как краска заливает лицо. — Прошу прощения... я не хотел... оно само выскочило...

Женщина усмехается.

— Старые слова живучи, — говорит она с бесконечным пониманием. — Нас ещё долго называли индейцами, после того как стало ясно, что к Индии мы не имеем никакого отношения. А выражение «коренные американцы», на мой вкус, всегда было каким-то чересчур снисходительным.

— Люди Удачи, — поправляется Лев. Он надеется, что его оскорбительное «притонщица» будет скоро забыто.

— Да, — подтверждает женщина. — Люди Удачи. Конечно, казино давно канули в прошлое, но, полагаю, прозвище было уж слишком громкое, вот и прилипло.

На шее у неё стетоскоп — тот самый, из-за которого он подумал, что угодил в заготовительный лагерь.

— Вы врач?

— Я целительница. И поэтому могу сообщить тебе, что твои раны и порезы заживают, опухлость на запястье спадает. Не снимай повязки, пока я не разрешу. Тебе не помешало бы набрать несколько фунтов, но, думаю, с этим проблем не будет, стоит только тебе попробовать, как готовит мой муж.

Лев насторожённо наблюдает, как она присаживается на краешек его кровати и внимательно всматривается в его лицо.

— А вот твоё душевное состояние, дитя, — совсем другой разговор.

Он уходит в себя, и губы целительницы печально поджимаются.

— Целители знают, что выздоровление требует времени, и один человек поправляется быстрее, чем другой. Скажи мне только одну вещь, и я оставлю тебя в покое.

Он застывает в тревоге.

— Что?

— Как тебя зовут?

— Лев Калдер, — говорит он и тут же раскаивается, что не сдержался. С того дня, когда Коннор вытащил его из лимузина, прошло почти три недели, но власти всё ещё ищут его. Одно дело странствовать с СайФаем, но сказать своё настоящее имя доктору... А что если она донесёт на него Инспекции по делам несовершеннолетних? Он думает о своих родителях и уготованной ему доле, которую отверг. И как это могло быть, что он хотел, чтобы его расплели? Как так получилось, что его собственные родители сделали так, что он этого хотел?! Мысль об этом наполняет его злобой, направленной на всё и вся. Он больше не десятина [3] Родители Лева отдавали десятую часть своего добра в пользу своей церкви (в книге не говорится, что это за церковь, да это и неважно), а поскольку в семье Калдеров было 10 детей, Лев стал «десятиной» и должен был отправиться на расплетение в этом качестве. . Он теперь беглец. Значит, надо научиться мыслить как беглец.

— Что ж, Лев, мы подали заявлени в Совет племени с просьбой, чтобы тебе разрешили остаться здесь. Тебе совсем не обязательно рассказывать о том, что с тобой произошло — я и так уверена: тебе пришлось несладко. — Её глаза проясняются. — Но мы, Люди Удачи, верим в удачу, верим в то, что каждый заслуживает второго шанса.

Он стоит в дверях и смотрит на спящего мальчика. Гитара на спине — нагрелась на солнце, струны всё ещё звенят.

Он ничего не имеет против того, чтобы посидеть здесь, хотя уходить из лесу было жалко. Время, когда он может вторить звукам дрожащих листьев, закручивающихся вихрями столбов пыли и приходящих с гор могучих ветров, для него неоценимо. Есть что-то радостно-успокаивающее в том, чтобы претворять природу в музыку: соединять в аккорды звучания желтоголовых дроздов, луговых собачек и диких кабанов, привносить их голоса в каждую сыгранную им мелодию.

Уил взял с собой в лес остатки пирога с черникой, который испёк папа. Уна принесла немного сушёного лосиного мяса и термос с горячим шоколадом, заправленным корицей. Она присела рядом с Уилом под раскидистым дубом и слушала, как он играет. Правда, она ушла, когда он ещё не закончил, но ничего не поделаешь — настала её очередь убираться в мастерской.

Его гитара всегда грустит, когда с ним нет Уны.

Мальчик-беглец, которого мать Уила взяла в их семью, уже целые сутки как пришёл в себя, но так и не встал с постели — даже поесть не спустился. Папа предложил принести его к столу на руках, но мама возразила, сказав, что мальчику просто нужно больше времени.