Евгений Лукин - Андроиды срама не имут

— Чьи? — не понял я.

— Ваши. Шрамы, татуировки, дырки от пирсинга…

— Нету.

— Под следствием были?

— Ни разу…

О чем она спросит еще? Страдаю ли я эпилепсией? Что думаю о роботах-андроидах?

Ни о чем не спросила. Ни с того ни с сего заложила крутой поворот и дала по газам. Блуждание по окрестностям бывшего дворца культуры кончилось — мы явно куда-то направлялись. Похоже, решение о моей дальнейшей судьбе было принято.

— Можете звать меня Кариной Аркадьевной, — милостиво позволила она.

— Куда вы меня везете?

— К себе.

— Зачем?

— Будете сторожить мою дачу. Если вы, конечно, не против. Если против, могу высадить прямо сейчас.

Сторожить дачу? Извините, не верю. Кто же так нанимает сторожа? Она что, никому другому столь серьезного дела поручить не могла? За каким лешим нужно было самой колесить по городу, высматривая подходящую, на ее взгляд, кандидатуру? Нет, я понимаю, у каждого своя придурь, но всему же есть предел. И несолидно, и…

Пока я судорожно размышлял в таком духе, путешествие наше кончилось. Приехали.

Особнячок был невелик, но крут. Крутехонек. Достаточно сказать, что фасад его состоял из диких камней, притертых друг к другу вплотную. Бумажки не просунешь. Раньше такую кладку могли себе позволить только древние инки. Потому что использовали рабский труд.

Уж не это ли архитектурное сооружение она именует дачей? Да нет, вряд ли — мы же в черте города.

Узорчатые железные ворота художественной ковки, подчиняясь нажиму кнопочки пульта, разъехались в стороны сами. Точно так же сама поднялась и металлическая шторка гаража. Автомобиль скатился по бетонному пандусу в полуподвал, тускло вспыхнули матовые лампы.

Мы вышли из машины и посмотрели друг на друга. Она — оценивающе, я — ошалело. Благодетельница моя оказалась рослой особой лет пятидесяти, осанистой, одетой с вызывающей скромностью, иными словами, очень дорого. Этакая стареющая фотомодель, спортивная, подсохшая, почти пергаментная. Рядом с ней я особенно остро ощутил себя невзрачным замухрышкой в отрепьях. Хорошо хоть пальто и вязаную шапку со всеми их дырами в сквере оставил.

— Пойдемте, — велела загадочная Карина Аркадьевна и направилась к винтовой лестнице, ведущей из гаража на первый этаж. Я подчинился.

— Ванная — там, — указала она. — Прикид свой будьте добры отправить в мусорный бак… Халаты — в шкафу. Приведете себя в порядок — поднимайтесь в гостиную…

Ой не сторож ей, братцы, нужен, ой не сторож… Во что же это мы с тобой, Володенька Турухин, опять вдряпались? И главное — выложил ей все как на духу! Кто тебя за язык тянул?

Веселенький выбор: перочинный ножик Врангеля или зловещая пергаментная матрона с непонятными и, возможно, садистскими поползновениями… Вряд ли она связана с Толиковыми кредиторами, но, как ни крути, все ее предыдущие вопросы сводились к одному: будут ли меня в случае чего искать? Только вот насчет курева не совсем понятно… Курево-то здесь при чем?

Такое ощущение, что, кроме нас двоих, в особнячке ни души. Смелая дама. Подобрать в переулке одичавшего самца — свихнуться можно! Да я бы уже в машине мог ее грабануть и изнасиловать — в порядке классовой борьбы… А держится самоуверенно — похоже, вообще ничего не боится. Должно быть, особнячок поставлен на охрану, сигнализация кругом. Да и оружие, наверное, под рукой…

Я отчетливо обонял запах бесплатного сыра и хорошо помнил, чем это чревато. Сиживал в мышеловке, сиживал…

Стоило, однако, очутиться в ванной, все мои сомнения и страхи сменились ликующей бесшабашностью. Да за такую ванну, пусть хоть к стенке приковывает, хоть хлыстом стегает! Я и раньше-то ничего подобного этакой роскоши в глаза не видел — даже в дни относительного благополучия. А уж последний месяц… Лучше не вспоминать: мылся почленно холодной водой из-под крана и то не каждый день…

Когда десять-пятнадцать минут спустя (и дольше бы блаженствовал, да неловко) чистый, выбритый, благоухающий, ничем уже не напоминая подобранного в переулке бродяжку, я в махровом халате и мохнатых шлепанцах взошел в сумрачную гостиную с задернутыми шторами, Карина Аркадьевна ждала меня в кресле возле стеклянного стола, на коем располагались темная коренастая бутыль квадратного сечения, два фужера и какая-то снедь. Жратва! Боже мой, жратва! Второе кресло стояло напротив.

Я думал, мне предложат присесть, и, как водится, ошибся.

— Снимите халат, — предложила она.