Владимир Круковер: Исполнение желаний

Обычно на месте эпиграфа пишут, что события выдуманы, а за возможное сходство их или героев автор ответственности не несет. Рад бы предварить такую надпись и своему неуклюжему повествованию. Увы! Что было, то было.

Но я не собираюсь убеждать читателя в подлинности фактов. (Хотя, дотошный человек сможет пролистать газеты, журналы и некоторые документы, на которые я ссылаюсь). Допускаю, что существуют и засекреченные свидетельства моих «подвигов», так что книга прольет на них дополнительный свет, только света этого будет недостаточно для секретных сотрудников, имеющих к ним секретный доступ. А попасть к ним в лапы для уточнения я не боюсь, так как Материализатор на запястье правой руки делает меня неуязвимым в любых обстоятельствах. Я, честно говоря, давно уже ничего не боюсь.

Кроме себя самого…

И еще. Благодаря возможностям, мне отпущенным, я свободно владею теорией (и, в какой-то мере, — практикой) литературной деятельности. Для этого мне не надо было учиться в филологическом или литературном институте, штудировать семантику, лингвистику, языкознание и литературоведение. Я получил знания мастера легко и просто, как получает простуженный таблетку аспирина. (Я мог бы, даже, не пользоваться этими знаниями, а просто думать о том, что хочу рассказать, и Проводник изложил бы эти мысли на любом языке и в любом стилистическом варианте). Мог бы и сам применить повествовательную технику лучших публицистов, перемежая ее с выразительностью Шекспира и Пушкина. Мог бы синтезировать лучшее, взятое у лучших и создать нечто оригинальное по форме и содержанию — мировой и бессмертный бестселлер.

Но я не ставлю такой задачи. Во-первых, я не писатель, нет у меня к этому особой тяги и прирожденных способностей. А исполнять роль литературного компьютера скучно и противно. Во-вторых, вся эта книга задумана отчасти как попытка «вслух» перебрать прожитое — пережитое, оценить, проанализировать, и отчасти как своеобразный долг перед людьми. Перед теми, кому я навредил специально и нечаянно; перед теми, кому я навредил, помогая (дико звучит, но благотворительность — не всегда благо); перед теми, кому я помог, пустив их жизнь по другому руслу; перед теми, кому я хотел помочь, но вовремя опомнился, оставив их в обиде и растерянности; перед теми, кого я озадачил, вынудив усомниться в основах жизни; перед теми, кто, возможно, столкнется с тем, с чем столкнулся я; перед теми, кто живет сегодня и кто будет жить завтра. Перед людьми!

Простите за излишний пафос — вы увидите в дальнейшем, что это не гордыня и не способ заинтриговать легковерного читателя, а раскаяние (возможно не вполне искреннее). Но откуда у меня полная искренность, если теперь я — почти ЧЕЛОВЕК, а был — почти Богом?! Я ведь думал, что быть ВСЕМОГУЩИМ, это и значит быть Богом!

Не буду забегать вперед. А книгу построю в обычной полудневниковой манере. Конечно, это — мемуар, но с элементами документальности и с простенькими литературными приемами. Для того чтоб читать было легче. И для того, чтоб книгу могли прочитать люди разного образовательного уровня. (Сперва хотел написать — «интеллектуального», но спохватился: интеллект и эрудиция вещи разные. Мне приходилось встречать академиков с интеллектом трепанга и малограмотных бродяг с великолепным, гибким умом).

Не буду украшать главы эпиграфами, не буду оттачивать сюжет и возиться с изяществом фабулы. Буду писать, как память на душу положит, стараясь ни лицемерить, не приукрашивать себя за счет других. В конце концов, никто меня, как автора этой книги не знает и не узнает, стесняться и бояться нечего, гонорар мне за рукопись не требуется, а в какой форме и с какой обложкой выйдет эта исповедь, мне тоже, честно говоря, наплевать. Я четко знаю, что у любой книги — хорошей или отвратительной — всегда найдутся друзья и враги. Но больше всего будет равнодушных. А тех, кто эту книгу никогда и в руки не возьмет, — тех вообще миллиарды.

Тьфу! Сам не ожидал, что вступление, предисловие это, так затянется! Давайте, я лучше буду перед некоторыми главами вставлять небольшие пояснения.

Все. Хватит болтовни! Начну с того момента, когда после очередного запоя попал я с белой горячкой в психушку…

Больше всего на свете Фотограф хотел, чтобы утро никогда не наступало.

Он просыпается в семь и минут десять лежит, пытаясь заснуть снова. Потом, медленно, «по частям», встает, удерживая позывы рвоты, выползает из общежития на улицу и движется по бесконечной дороге в сторону столовой. Он идет и идет, всем ртом всасывая ледяной воздух, перекатывая распухший язык. Пройдя четыреста нескончаемых метров, он открывает визгливую дверь столовой, берет в буфете два стакана яблочного вина по 47 копеек стакан, пирожок и томатный сок. Первый стакан он выпивает прямо у буфетной стойки, не ощущая ни вкуса, ни запаха, второй — за столом, пытаясь закусить кусочком сухого пирожка, густо смазанного горчицей. Потом люто глотает томатный сок. Спустя некоторое время он вновь подходит к буфетчице и заглатывает еще двести грамм кислого яблочного вина. И идет на работу в поселковый Дом быта.