Яна Завацкая - Мы будем жить

— Ну а как у тебя вообще жизнь? — спросил он добродушно. Нико пожал плечами.

— Не жалуюсь. Дом нам выделили с Клодом. Подумываем взять ребенка на воспитание, в деревнях полно сирот. Ну и так — исследования интересные, в Шамбалу вот летал, там любопытные результаты получили… С дежурствами сейчас особо не напрягают, опять же, быт улучшился… не сравнить, как было три года назад.

— А где, кстати, Клод, не захотел прийти? — спросил Клаус.

— Да, он, знаешь… не особо-то.

— Па! Я хочу туда!

Девочка завозилась на руках, Клаус спустил ее на пол, Келла понеслась в угол, где двое подростков разворачивали блестящую фольгу для украшения церемонии.

— Нико! — крикнула от дверей Инти, — иди-ка сюда к нам, мы тут урканскую медицину обсуждаем, твое мнение нужно!

Нико, все такой же крупный и вальяжный, поднялся и заспешил к медикам. Лорин проводила его долгим, внимательным взглядом.

— Любитель урку нашелся, — буркнула она недовольно, — насколько я знаю, он всю войну просидел в Шамбале. Они там урку-то не видели! И не бомбили там почти. Как на курорте.

— Да брось ты, при чем здесь это, — возразил Клаус. Лорин посмотрела на него сузившимися глазами.

Клаус вздрогнул.

В этих глазах было то, к чему он привык и сам за последние годы — смерть, смерть, смерть, смерть, смерть.

— Ему нелегко, — сказал он, — видишь ли, его партнер… ему было не так просто найти кого-то. Сейчас и обычные амару-гетеросексуалы многие без пары — много наших погибло, а ведь когда проходит юношеский гормональный подъем, нам очень трудно найти партнера… Нико нашел Клода. Но Клод — не амару. Он обычный местный урку, француз… правда, до войны он получил образование, был, кажется, программистом. Но ты же знаешь, чего стоит образованность урку.

— Да уж, я бы предпочел жить в одиночестве, — вежливо заметил Каяри.

— И потом, например, его родители… конечно, мои вообще погибли в войну. Но его родители выжили, и его отец оказался амару. А мать — урку. И они живут в Алезии, не так уж далеко отсюда. В таких случаях, конечно, не вопрос, дают дом, и эти урку — жены, мужья, родственники амару — дальше спокойно живут в городе. Не рассыплется же город из-за нескольких десятков урку, которые в нем как-то интегрируются. Но… я бы сказал, положение Нико очень непростое. Меня не удивляет, что он так… повстанчески настроен.

— Он не хальту, — вдруг произнесла Лорин сдавленным голосом, — он не был с нами. И не знает. Не понимает, что это такое.

Она неожиданно встала и сбросила с плеча руку Каяри. Пошла к выходу из зала. Мужчины переглянулись.

— Беременные в самом деле сильно меняются, — сказал Клаус, — вот когда Алиса…

Каяри помотал головой.

— Нет, Клаус. Она права. Ты не знаешь, что она пережила. Кое-что мы пережили с ней вместе… знаешь, когда земля и небо вокруг — все перемешано, и все горит, и никакого выхода нет. Вообще нигде. Только огонь, огонь и огонь. Или когда ты вылезаешь из-под развалин, и видишь такое черно-серое поле, равномерно покрытое обугленными короткими чурбаками, досками… и понимаешь, что большая часть этих чурбаков — на самом деле бывшие человеческие тела. И они до горизонта. И когда три года вообще не было солнца. Вообще никогда не было.

Он говорил без всякого надрыва, спокойно, как будто рассказывал о приятно проведенном отпуске.

— Или когда ты один на один с озверевшей бандой, и у тебя шесть патронов, а их два десятка. Это Лорин так попала, но мы успели вовремя… Или когда мы два месяца пили несколько литров воды на троих. Или когда мы защищали Эрех — помнишь, когда урку осознали сам факт отделения, и пошли атаки на имата по всему миру… Ты знаешь, что у нее пол-ноги сожжено, и на левой руке нет пальцев. Это все тогда. Или когда из ее отряда, а она же командовала тогда, осталась только она, тяжело раненная, и еще один мальчик… а шестнадцать человек, шестнадцать амару полегло.

— Бог ты мой, — пробормотал Клаус, — но тебе-то еще больше досталось, нет?

— Трудно судить, кому больше. Ей тоже, как видишь, досталось сполна. Какая разница, кому больше, кому меньше… И вот приходит такой тип, просидевший всю войну в тихом месте, и начинает объяснять, какие урку на самом деле хорошие.

— Перестань, Каяри. Нико врач. И он работал врачом все это время.

— Я понимаю, — согласился Каяри, — я просто объясняю, что чувствует Лорин.

Он встал.

— Извини, Клаус, хотелось с тобой пообщаться, но она и вправду сейчас… я должен быть с ней.

Клаус проводил его взглядом. Каяри подошел к Лорин, одиноко сидевшей на краешке стула, обнял ее. Лорин не шевельнулась. Каяри положил руку ей на живот…