Аркадий Наумович отпер дверь, ласково улыбнулся девушке.
- Да слышал я уже, Ланочка, несколько раз слышал! - сказал он.
- Молодцы наши ученые, правда? - вспыхнула улыбкой девушка. - Представляете, летит среди звезд ракета и на весь мир сигналы подает!
Теперь, наверное, скоро и люди полетят! Ведь полетят, Аркадий Наумович?
- Непременно полетят! - заверил девушку Штерн. - Ланочка, можно вас попросить? Не забежите в аптеку? Мне вас так не хочется обременять, но что-то у меня сердчишко прихватывает, а капли уже почти кончились.
- Конечно, конечно! - девушка взяла деньги и умчалась на улицу. Аркадий Наумович с улыбой глянул ей вслед. Лана была полной противоположностью своей бабке. Молодость, молодость… Аркадий Наумович вдруг почувствовал жесточайшую обиду на весь мир. А ведь все могло быть иначе! Могла у него быть вот такая симпатичная жена, дети и даже внуки.
Все-таки сорок два года. А вместо этого достался Экибастузский лагерь, выматывающая работа в забое, после которой невозможно отдохнуть в набитом людьми бараке.
Штерн подошел к зеркалу. В зеркале отразился мрачный лысый тип, нездоровой полнотой и землистостью лица напоминающий какого-то упыря. На вид этому типу можно было дать все пятьдесят пять лет или больше, но уж никак не сорок два. Аркадий Наумович лег на диван, закинул руки за голову и задумался. Он слышал, как сигналит таинственный "спутник" по соседскому радиоприемнику. Похоже было, что живший этажом выше Слонимский сделал звук на полную мощность и наслаждался триумфом советской науки.
Тогда, в мае тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года на Литейном его принял подполковник госбезопасности Авруцкий Валентин Николаевич. Это был интеллигентный тридцатипятилетний мужчина, ничем не напоминающий костоломов Ежова. Он был остроумен, начитан, ироничен и все время пытался загнать Штерна в хитрые ловушки.
Опять речь зашла об аварии, и снова работники госбезопасности пытались выяснить что-то, ничего не называя своими именами.
- И все-таки вы подумайте, - сказал Авруцкий. - Это нужно для блага государства. Вы же советский человек, Штерн. Согласен, с вами обошлись несправедливо. Время было такое! Согласен, с вами и сейчас обходятся несправедливо. Но вы поймите, идет холодная война и мы не имеем права проигрывать. Весь мир смотрит на нас! А тут вы со своей правдой. Нельзя допустить, чтобы ваши знания стали достоянием общественности. Это же контрреволюционный переворот общественного сознания! Неужели вы этого не понимаете?
- Не понимаю, - сказал Штерн. - Это же правда, а правда не может быть опасной.
- Ах, уж эта инфантильная вера интеллигентов во всемогущество правды! - усмехнулся подполковник Авруцкий, всплеснув руками. - Кому она нужна, ваша правда? Важнее правды чувство всеобщей безопасности, уверенность в завтрашнем дне! Что вам важнее: безопасность нашей страны или возможность прокукарекать на весь мир о том, что вы знаете? И ведь еще не факт, что вы во всем правы!
- О чем мы говорим? - спросил Штерн. - Ну, скажите, назовите предмет нашего спора, и тогда я, может быть, вам поверю.
- А вы провокатор! - нервно хмыкнул Авруцкий. - Нет, вашему будущему я не завидую. Вы знаете о судьбе Минтеева?
- Откуда, - пожал плечами Аркадий Наумович. - Нам запретили поддерживать какую-либо связь.
- Он умер в прошлом году, - внимательно следя за выражением глаз Штерна, сказал гэбешник. - У него был проведен тщательный обыск. Как вы думаете, что мы у него нашли?
- Я не специалист по обыскам.
- Ни-че-го, - проскандировал подполковник. - Совсем ничего. Ни научных записок, ни воспоминаний, ни каких-либо упоминаний о событиях тридцать шестого года. Совсем ничего!
- А чему удивляться, - усмехнулся Аркадий Наумович. - Я тоже стараюсь не вспоминать. И расчетов никаких не веду. Нас тогда очень серьезно напугали. На всю оставшуюся жизнь.
- Значит, у Минтеева ничего не было, - сказал Авруцкий. - И вас осталось трое.
- Никого не осталось, гражданин подполковник, - сказал печально Штерн. - Никого. Фактически нас нет. С того самого дня, когда оказалось, что наша правда никому не нужна, наша наука оказалась вредна для государства, а наши знания настолько опасны, что нас готовы были расстрелять.
- Не надо так трагично, - успокоил гэбист. - Судьба единицы ничто по сравнению с судьбами миллионов.
- Вы правы, - согласился Штерн. - Допустимо затоптать колос, спасая поле. Только вот как-то забывается, что это поле состоит именно из колосков.
Читать дальше