Александр Меньшов - Пройти лабиринт

— Пейте! — приказал Баюн.

Она с трудом проглотила содержимое рюмки.

Баюн затянулся и пустил вверх клубы дыма.

— Вы должны его отпустить, — он говорил какими-то загадками. — Не надо его держать. И когда он к вам вернется, вы должны его отпустить.

Маша в удивлении даже привстала.

— Что?!

— Сядьте!

Снова взявшись за графин, Баюн налил еще по рюмке.

— Я понимаю ваше негодование, — констатировал он.

— Да, — Маша почувствовала, что водка начинает действовать. — И почему же тогда…

Баюн жестом остановил ее словоизлияния. Он снова выпил, не чокавшись, и показал сделать тоже самое Маше.

— Равнодушие — это паралич души, преждевременная смерть…

— И причем тут оно? — не понимала Маша.

— Притом, что Андрей никогда вас не любил, и никогда не смог бы полюбить. Для него, вы всего лишь часть плана жизни. Вернее, часть той программы, которую ему заложили еще с детских лет, когда его мать… Ну, в общем, суть такова, что вы лишь «якорь», который может затормозить процесс…

— Да что вы вообще мелете такое!

— Дорогая вы моя Маша! Вспомните лучше, как складывалась ваша с Андреем жизнь от самого первого знакомства, до его ухода. Не видите ли вы во всем этом кучу невероятных случаев. И в основном удачных. То вдруг вы ногу подвернули. То он отчего-то задержался в приемной, хотя уже пять минут как должен был быть на операции. Да и все остальное.

— Ну были какие-то… какие-то…

— Всё было «подстроено» от начала до самого конца. Так нужно было нам. А вам, Маша, отводилась роль того самого «снотворного», которое сдерживало Андрея от ненужных нам действий… Только вот вмешательство брата вдруг включило в нем…

Баюн не закончил и снова налил водки. В наступившей паузе каждый думал о своем. Маша совсем растерялась, и, выпив рюмку, вдруг отчего-то спросила:

— А почему вас зовут Баюн? Когда вы перестали быть Антоном Павловичем? Вам тоже «программу» включили?

— Да, — кивнул тот. — Я сам согласие на это дал, — и налил еще по одной.

Водка видно стояла до этого в морозильнике, потому как была тягучей, будто желе.

В этот раз он молча чокнулся и выпил. Глаза его на секунду заволокло какой-то поволокой.

— Мысли… мысли… — тихо повторил он. — Наши мысли тянутся куда-то к цели по одной линии, среди потемок, и, ничего не осветив, не прояснив ночи, исчезают где-то… где-то там… Все мы в разладе сами с собой… Я много лет создаю подобные «программы». И мне это нравится. И нравилось раньше… тогда, когда я сам был подопытным кроликом…

— А я знаю, кто вы! — вдруг заявила Маша.

— Не сомневаюсь. Однако прошлое лучше оставить таким, какое оно есть. Пусть в памяти людей я останусь тем, кем был.

— А сейчас? Неужели роль Баюна вас больше устраивает, Антон Павлович?

— Каждому своё. Закон воздаяния, — улыбнулся тот. — Надо быть всегда осторожным со своими желаниями…

— Где ж вы живете? У Лукоморья?

Баюн рассмеялся. Смех его был чистым, даже озорным. Маша даже позавидовала. Она уже давно так не могла смеяться.

— Нет. Там, может, жил прежний Баюн. Ну да ладно. Оставим мою персону в покое. Поговорим о вас, Мария.

— Хорошо, — кивнула та головой.

— Вы в шахматы играете?

— Нет.

— Ну а хотя бы принцип игры знаете?

— В общих чертах.

— Ладненько. Не это главное. — Баюн снова разлил водку. — Там есть такое понятие, как «поле превращения». Когда пешка достигает самой последней клетки, она должна быть заменена на какую-то из фигур. Обычно её «превращают» в самую сильную фигуру — в ферзя. Вижу в ваших глазах непонимание. Сейчас постараюсь прояснить.

Баюн встал и прошелся взад-вперед.

— Все фигуры, в том числе и пешки, выполняют на шахматном поле свои задачи. Смысл всех их действий сводится к одному: победить противника другого цвета, либо поставив ему мат, либо заставив его сдаться. В некотором роде, все эти фигуры являются носителями воли игрока. И чем выше ранг фигуры, тем ближе она к игроку. Если еще более упростить, то все они «воплощения» этого игрока.

— Аватары?

— Ну… да… Пусть будут аватары. И «поле превращения» — это в некотором роде «просветление».

— Хорошо. Здесь вроде бы понятно. Но зачем мне это все?

— Зачем?

Баюн сел и сделал еще один глоток.

— Андрей стал одним, так сказать, из «ферзей».

— И что?

— Боюсь, что вы с ним имеете разные «цвета».

Маша некоторое время, молча, смотрела на Баюна.

— Почему… почему вы так решили? — голос ее сел.

— Так сложилась эта Игра.