Александр Меньшов - Пройти лабиринт

Спустя минуту, созвонившись с ним, Михаил вышел из такси и направился в Интернет-кафе, где провел пару часов, выискивая по крохам необходимую информацию.

А уже через двадцать минут, он ждал Гримссона в ресторане.

Профессор опоздал на четверть часа. Он быстрым шагом вошел в помещение и принялся глазами выискивать Михаила.

— Я здесь, Эйдур! — помахал рукой тот.

— Извините, был на встрече, — застенчиво улыбнулся Гримссон. — Рад вас снова видеть.

— И я.

Подошел официант.

— Что будете? — спросил Михаил у профессора. — Я сегодня угощаю.

Заказав блюда, они стали, не спеша, смаковать аперитив.

— А у меня к вам серьезный разговор, — вдруг сказал Михаил.

— Да? — удивился профессор. — И в чем же дело?

— Помогите мне в кое-чем разобраться. Видите ли, у меня есть подозрения, что все же «вариетет» человека — это вполне реальный факт.

Гримссон пристально посмотрел в глаза Михаилу.

— Вполне возможно, — как-то неопределенно сказал он. И сделав несколько длинных глотков вина, продолжил: — Давай начнем вот с чего: с древних мифов и легенд. Обычно, те сведения, которые хранятся там, зачастую кажутся нам вымышленными. И дело не в сказочности или фантастичности этих сведений.

— А в чем? — спросил Михаил, включаясь в беседу.

— Дело в несоответствии наших представлений о тех исторических моментах, о которых говорится в этих текстах. Мы просто не верим в реальность этих событий…

— Еще бы! Вы хотите сказать, что ковер-самолет, к примеру, реально существовал?

— Зачем так утрировать? — Гримссон нахмурился. — Ну, вот представьте себе следующую картину: ребенку три годика и он впервые видит, что с неба идет снег…

— Как это? А где он до этого жил? В Африке?

— Нет. Здесь, в Рекъявике. Под словом «видит» я имел в виду слово «осознал». Итак, это ребенок, выйдя на улицу, вдруг видит, что на земле лежит белая холодная субстанция, которая, как он понимает, сыпется сверху с неба.

— Ну и что? — не понимал Михаил.

— И это ребенок, не дождавшись объяснений взрослого, решает, что это и есть само небо. Оно вдруг стало осыпаться на землю. И он говорит маме, что «небо поломалось».

— При чем тут «сказочность» к снегу и этому ребенку?

— Да притом, что ваш ковер-самолет мог быть, в аллегоричном, конечно, смысле, этим самым «небом, которое падает на землю». И если некому объяснить, или если разум в силу своей ограниченности не в силах понять объяснения, то субъект становится этим самым ребенком, который ищет собственное описание устройства нашего мира.

— Хорошо, допустим. И что это нам дает?

— Не торопись, Михаэль. А теперь возьмем математику. Вернее, геометрию.

Гримссон достал карандаш и, взяв салфетку, нарисовал на ней жирную точку.

— Если мне не изменяет память, то согласно какой-то там теоремы, название ее не помню… а, может, это и аксиома — сейчас это не суть важно… так вот, через эту точку можно провести бесконечное множество прямых.

— Можно, — согласился Михаил, смотря, как профессор начертил несколько скрещивающихся линий.

— Обычно, мы говорим, что будущее инвариантно и все зависит от того, что мы сделали сейчас, какую, так сказать, из линий движения выбрали: левую или правую, шестую или сто двадцатую. Но если посмотреть наоборот, то и прошлое инвариантно. К данной точке настоящего могли привести миллионы прямых. Отсюда и вопрос: кто знает, какая из наших «историй» нас сюда и завела, — профессор почему-то обвел рукой ресторан. — Всем известно, что все радиальные нити паутины, раньше или позже сойдутся в центре.

— Я не понимаю.

— Неужели? — Гримссон улыбнулся. — Ладно, попробую еще раз объяснить. Представь себе дельфина и ихтиозавра.

— Ну, представил.

— Что между ними общего?

— Оба живут в воде. Оба хищники. Что еще? Форма тела, практически, идентична.

— Да, — кивнул головой профессор. — Только дельфин — млекопитающее, а ихтиозавр — рептилия. И разница во времени между этими двумя животными составляет миллионы лет. Понимаешь?

— Не совсем.

— Если примитивно, то не только млекопитающим «пришла в голову» идея перебраться в море. А, совершив это, оба животных — и дельфин, и ихтиозавр — приобрели одинаковые конвергентные признаки. Тогда почему мы считаем человека — вершиной эволюции? Неужели никто другой не пытался обрести разум? Параллельные процессы в эволюции были всегда. Вопрос лишь в том, были ли эти события в прошлом, или настанут в будущем.