Владимир Прягин - Корпункт

Таких мощных колебаний М-поля Иван ещё не встречал.

Не особенно соображая, что делает, он метнулся в прихожую, схватил куртку и вылетел на лестничную площадку. Сейчас у него было только одно желание — немедленно, не откладывая больше ни на минуту, разобраться с загадкой. Чтобы незнакомец прямо ответил, с какой целью изо дня в день околачивается под окнами, да ещё и с магическими эффектами…

Но тротуар уже опустел.

В пределах видимости не наблюдалось ни Бориса Ильича, ни его непонятного собеседника. Иван торопливо подошёл к перекрёстку, заглянул за угол — снова безрезультатно. Оба ушли, ответа требовать не с кого…

Афиша тоже приняла прежний вид, все буквы были на месте.

К Ивану вернулась способность здраво соображать.

И снова накатил стыд.

Иван представил себе, как всё это могло бы смотреться со стороны. Вышла, значит, утром газета — и новоявленного редактора сразу же ткнули носом в ошибку. А редактор, вместо того чтобы посидеть, поразмыслить и сделать выводы, выбегает на улицу и готовится устроить скандал с импровизированным допросом. Очень интеллигентно и конструктивно…

Нет, в самом деле, что на него нашло?

Ладно, положим, нервы шалят, потому что организм ещё толком не приспособился к окружающей магии и всяческим флуктуациям. Но это ведь, блин, не повод, чтобы впадать в истерику!

Настроение испортилось окончательно.

Да, ничего не скажешь, отличное начало работы. Чего уж, кажется, проще — рулить провинциальной газетой? Но даже и тут умудрился с ходу накосорезить. Решил, что справится одной левой, поплёвывал снисходительно, считал себя крутым профи, асом восьмидесятого уровня — ну и получил ушат холодной воды на голову. Чтобы впредь неповадно было…

— Иван Егорович!

«Вот только этого не хватало», — подумал он, оборачиваясь. Училка Александра Андреевна приближалась, цокая каблуками по тротуару, и взгляд её был наполнен антарктическим льдом.

— Слушаю вас, — тоскливо сказал Иван.

— Нам необходимо поговорить. Я ознакомилась с новым номером «Вестника» и имею ряд серьёзнейших замечаний.

— Да, без ляпов, к сожалению, не обошлось. Я уже получил подсказку…

— Это отрадно. Требуется, однако, полноценный анализ, поэтому мы сейчас с вами сядем и всё подробно обговорим…

Умом Иван понимал — подобную добровольную помощь надо ценить и принимать без раздумий, в какой бы форме она ни была предложена. Но безапелляционный тон собеседницы раздражал, вызывал почти аллергическую реакцию. Чтобы не нагрубить, потребовалось мучительное усилие воли:

— Спасибо, Александра Андреевна, просто сейчас не самый подходящий момент. Вы не беспокойтесь, я сам всё изучу внимательно, чуть попозже…

— Сами вы, как показала практика, не справляетесь. Здесь требуется профессиональный подход…

Иван, глубоко вздохнув, сосчитал про себя до десяти и обратно:

— Александра Андреевна, извините, но я не припомню в контракте пункта, по которому я обязан перед вами отчитываться. Вы не являетесь моим непосредственным нанимателем…

— Я член попечительского совета!

— Совет — коллегиальный орган. Решения там, насколько я понимаю, должны приниматься голосованием. Вот проголосуете — тогда приходите, добро пожаловать, выслушаю очень внимательно. А пока — простите, я занят.

И опять — он осознавал, что перегнул палку, но сдержаться уже не мог. Лицо у учительницы стало томатно-красным — она, словно рыба на берегу, таращилась и разевала рот, не в силах издать ни звука.

Иван развернулся и двинулся прочь по улице.

Нет, ну а как ещё? Она ему нахамила, он нахамил в ответ. Или он должен был улыбнуться и утереться? Его, в конце концов, тоже не на помойке нашли, чтобы теперь чихвостить как какого-то школьника. Можно подумать, ни эта тощая страхолюдина, ни многоумный Боря никогда не совершали ошибок…

Ноги сами вынесли его к кабаку, где он зависал вчера.

На этот раз Иван потребовал водки. Хотелось не просто расслабиться, а забыться по-настоящему, проверенным национальным способом. Устроить себе внеплановый сеанс эскапизма — благо денег хватает, а на работу теперь только послезавтра…

Или, может, ну её нафиг, эту работу?

Первая эйфория, вызванная попаданием в новый мир, за неделю сошла на нет; открылась будничная изнанка — и получается, что он вернулся-таки в постылую журналистику, хотя вроде бы зарекался. Ладно, пусть в Верхневейске нет той политической накипи, которая доставала в Москве, но пресса — всё равно пресса. Не зря же ему вчера вспоминалась сакраментальная поговорка по поводу шила с мылом…