Дмитрий Коробкин - Мастер третьего ранга

— Что за руны у него на груди? — спросил мастер.

— Руны? — непонятливо и отстраненно обронила она, не поворачивая головы, поскольку всецело была поглощена поеданием глазами растерянного парня.

— Эй, Крапивка, — пощелкал пальцами Иван. — Мне обидно, я тоже такого внимания хочу, — улыбался он. — Приди в себя. Нам сейчас не обожание, а помощь нужна.

Она взглянула на мастера, он тоже вздрогнул. Даже где-то глубоко кольнула зависть. На него с таким сумасшедшим обожанием тоже в жизни не смотрели.

— На меня так не смотри. У меня таких рун нет.

— Что такое руны? — собравшись с собой, но постреливая глазками в Юру, спросила Крапивка.

— Ну, знаки эти. Мы их рунами называем, — объяснил мастер. — Да вот только мы значения их не знаем, и что они носителю дают.

— Я не знаю, как это назвать. Я много ваших слов не знаю. Это знак того из чего мы, лесавки рождаемся. И не только мы. Еще многие кто в природе. Исток. Сила. Все — все — все, — сделала она неопределенный жест.

— Он опасен для человека? — задал Иван главный волнующий вопрос.

— Нет. Это. Я, кажется, знаю, как сказать. Это большая честь. Его носят достойные.

— Нет, Юрка, так не честно, — весело сказал Иван, которому от души отлегло, от того, что парню ничего не грозит. — Тут работаешь — работаешь, пашешь значит, в поте лица, а все вершки тебе. Еще и пенка от варенья. Кстати, а еда отравлена? Или как? — спросил он, глотая слюну.

— Нет, — помотала Крапивка, головкой разметав золотистые, пахучие локоны. — Этот старый сказал: хорошо пусть пожрут хорошенько напоследок. Мол, приговоренным так положено.

— Вот сука, — озлился парень. — Я этого хмыря собственноручно удавлю.

— Э, достойный. Не выражайся при девушке. Не порти имидж. Давай есть, а заодно подумаем, как из этой, пардон, задницы выбираться?

— Я все равно ничего не поняла, — глупо улыбнулась девушка Ивану. — А что у тебя на сердце? — Указала она стройной ручкой на его грудь.

— Чешуйка, — подмигнул он лесавке, и показал краюшек чешуи из-за ворота.

— Это тоже хорошо, — улыбалась лесавка. — Благословление. Так кажется, говорите вы.

— Ну, раз мы все такие благословленные на всю катушку, то может и вырвемся? — почесал маковку Иван, и сам заметил, как это ему легко далось.

Вообще он заметил, что рядом с лесавкой не так все болело, и дышалось легко. Будто от нее исходили благостные, исцеляющие волны.

— Ты лечить умеешь? — спросил он, поставив перед собой большой кусище ароматного мяса, из которого торчали ребрышки. Иван отделил половину, сгрузил овощи к мясу, а отрезанное положил на освободившуюся тарелку.

— Да, — ответила она глядя, как-то же самое сделал Юра, а после поставил тарелку псу. — А он может и не есть, — указала она на Грома. — Его Мать питает.

— От нас не убудет, а он покушать у нас любит. — Словно в подтверждение, пес довольно облизнулся и принялся за угощение.

— Странные вы, — хмыкнула она. — И не люди уже вовсе.

— Все Юрка, — прожевав мясо, вздохнул мастер, — теперь нам в подполье придется уходить, — Вроде как, шутя, сказал, он, хотя на самом деле подозревал, что так оно и есть. — Повесют нас Братья, ох повесют, коли поймают.

— Не смешно, Вань. И, похоже, ты прав. Но это все будет после. А сейчас о другом думать надо. — Он обратился к лесавке, которая с глупым выражением лица смотрела как едят мужчины, но сама не прикасалась к еде. — Ты давно в физическом плане? Силы есть? Сможешь нам хоть чем-то помочь, когда я тебя освобожу?

— Недавно. Сил много. Только не освободишь, — грустно сказала она, показав медный браслетик, плотно сидящий на запястье. — Это не пустит, да и силы высасывает.

— Тьфу, тоже мне проблема, — деловито заявил Юра, извлекая спрятанную в шве рукава, стальную проволоку, а после принялся ковыряться в замке. — Так — так — так, отличный замочек, но, — замок щелкнул и браслет распался надвое, — не для меня. А ты все ругал меня, когда я тренировался чтобы не подзабыть. — Подмигнул он Ивану. — Я ж говорил, в деле пригодится.

— Ладно — ладно. Признаю. Был не прав, — прошамкал прожевывая Мастер. — А дальше что?

— А дальше… — Юра схватил со стола нож, но не заговоренный, а обычный, столовый, и со всей силы, полоснул им девушку по плечу.

Иван, который не знал, как освобождаются, лесавки, едва не подавился от такой выходки. Девушка не закричала, как он ожидал, а внезапно исчезла, превратившись в разлетающиеся листья и траву. Он так и сидел с открытым ртом, когда она снова возникла на том же месте, да еще красивей, и как — бы посвежевшей.