Дмитрий Коробкин - Мастер третьего ранга

В дверь постучали. Тихий женский голосок, осведомился, можно ли войти?

— Вечер добрый, — произнесла девушка, что просто излучала красоту, оставив открытой дверь за спиной. — Я Аглая. Господа желали отужинать. Я хотела бы узнать, чего вам подать? — сладким голоском спросила она, и как-то странно присмотрелась к подмастерью.

Юра замер смотря в необычайно зеленые глаза. Перевел взгляд на золотящиеся в свете масляной лампы волосы. Сердце екнуло, когда он почувствовал запах меда и летних трав, что на расстоянии источала внимательно смотрящая на него девушка.

— Ну, долго вы там? — раздался грубый мужской голос из-за открытой двери.

— Так чего изволите? — мельком оглянувшись на голос, спросила она.

— Мяса, овощей, хлеба и вина на двоих, — ответил взявший себя в руки парень, поднялся и подошел к ней вплотную. — А еще женщину, — тихо, но горячо сказал он, проведя по ее руке с медным браслетиком.

— Женщину тоже на двоих? — так же тихо спросила она, скинув с себя руку подмастерья, задравшую рукав ее платья до плеча.

— Нет, — приблизившись к ее уху, ответил он и вдохнул такой знакомый запах. — Только для меня.

— Это будет… Будет два серебра, — вздрогнув буквально выдохнула она. — За обслуживание обсудим отдельно. После. — С придыханием ответила девушка и легонько отстранила Юру.

Получив заказ, она пулей вылетела на улицу. Дверь закрылась, и Юра проследил в окошко, как Аглая в ненавязчивом сопровождении плечистого парня удалялась в наступающие сумерки.

— А это что было? — ухмыльнулся Иван.

— Доставай зелье Ваня, — обреченно ответил Юра. — Готовимся!

Иван, кряхтя, приподнялся на локоть и непонимающе уставился на протеже.

— Она не человек. Она как Осинка: лесавка. На плече запирающее клеймо. Нас собираются скорей всего, либо одурманить, либо усыпить. На меня ее чары не подействуют, — сказал он, достав из-за ворота талисман Дедуха. — Теперь осталось узнать по своей ли она воле с этими бандитами, или кто они там, или нет?

— И что это нам даст? — хмуро спросил со стоном опустивший с кровати ноги Иван. — Ну — ка, специалист по лесавкам, излагай.

— Если она невольница, и захватили ее недавно. То она полна сил, и зла на поработителей. Тогда плюсик нам, — ответил парень.

— А если нет?

— Тогда этот плюсик, станет нам крестиком.

Покорно шагающую лесавку провели к главарю. Мужчина в маске все также восседал в своем кресле и оселком правил лезвие боевого ножа. Староста снова был рядом и с кислой физиономией смотрел на девушку.

— Ну? — обратился адепт к девушке, направив на нее лезвие клинка, словно примерялся, как поудобнее метнуть его ей в грудь.

— Я все сделала, — покорно отвечала она. — Все как вы приказали. Они поддались. Точно поддались.

— Слав, — перевел он взгляд на мужчину сопровождавшего лесавку.

— Повелись, как пить дать, — отвечал тот. — Молодой так вообще ее прямо там чуть не трахнул. Аж из кожи вон полез, как ее увидел.

— Славно — славно. Значит, не распознали. — Покачал главарь ножом. — Учти. Выдашь себя, или еще, какой фокус выкинешь, — зловещим тоном обратился он к испуганной девушке. — Я буду убивать твоих сестер прямо при тебе. Они будут умирать медленно и мучительно. А тебе я отрежу веки, чтобы не смогла закрыть глаз и видела, как они подыхают. А потом мои ребята пустят тебя по кругу, и не один раз. И так пока не сдохнешь. Ты хорошо меня поняла?

— Да господин, — быстро закивала она головой. — Я все сделаю. Все. Только не трогайте сестер, пожалуйста.

— Ступай. И смотри мне!

Девушку увели. Староста ушел следом. Мужчина в маске, покрутил нож в руке и метнул его в висящую на противоположной стене, оленью голову. Нож вошел в чучело рядом с несколькими такими же по самую рукоять.

— Иван — Иван. Как ты был дураком, так им и остался. Туда тебе и дорога, бездарь! — сказал он и стал затачивать оселком следующий нож.

На стол ставились тарелки, с ароматным мясом, хорошенько сдобренным пряными травами, миски с тушеными овощами, испускающими ароматный парок, от которого рот наполнялся слюной, и гулко урчало в утробе. Рядом лег мягкий на вид, пышный хлеб с зажаренной корочкой. К нему тут же пристроились две пыльные бутылки белого вина.

Иван с трудом присевший за стол, не смотря на боль, от этих божественных запахов почувствовал дикий голод. Он вдыхал эти ароматы, и матерился про себя грязными словами, от того, что, скорее всего, эта аппетитная еда отравлена.