— Так, — решил взять на себя инициативу парень. — За рулем ты сидеть не сможешь. Поедешь в люльке. Я поведу.
— Нет, — сухо ответил Иван. — Я могу не вернуться. Там смерть на каждом шагу. Я не хочу, чтобы ты погиб из-за меня и моей женщины. Если я не вернусь, все заберешь себе. Пластиковый пакет в моем рюкзаке возьми. В нем рекомендации для вступления в Братство. Ты поедешь в Обитель и станешь мастером. Понял?
— Я тебя не спрашиваю, — грубо повысил голос Юра. — Понял? Или я еду с тобой, или сейчас вырублю нахрен, свяжу обратно, и кляп в рот заткну. Потом отрекайся, бей, что хочешь, делай. Понял?
— Понял, — ошарашенно ответил Иван, глядя на полного решимости парня, что уже крепко сжал кулак.
— Оружие хоть удержишь? — таким тоном, будто не он, а Иван его подмастерье, спросил Юра. — И куда ехать? Хотя бы примерно.
— Удержу. А ехать нам в город, в котором я никогда не был. Но там есть здание на площади с такой вот необычной крышей, — протянул он наполнившейся режущей болью рукой, блокнот.
Глядя на рисунок Юра, сосредоточился, почесал маковку. Что-то знакомое. Вертится где-то в сознании, а зацепить мысль не удается.
— Я сейчас пойду, поспрашиваю у людей, может, кто знает, где это. А ты сидишь и не дергаешься до моего прихода. И не смотри так на меня. Сейчас ты не в том положении.
— Да знаю я, — улыбнулся Иван. — Спасибо тебе, родной!
— Все. Жди. Я скоро.
Пока парень носился по селу в поисках информации, а знахарка, сгорбившись у печурки, гремела посудой, и варила какую-то специфически пахнущую бурду, разбитому Ивану, оставалось только ждать.
Он закрыл глаза, сосредоточился на себе и своих ощущениях. Тело действительно находилось в катастрофическом состоянии. Каждое движение приносило невыносимую боль. Он сам не представлял, как справится. Скорей всего он идет на верную гибель. И Юрку ведь угробит. Жалко пацана.
Иван положил руку на грудь. Вросшая чешуйка источала приятное тепло. Он сосредоточился на этом тепле, и с трудом достучавшись до внутреннего резерва, стал начитывать про себя мантру исцеления. Ее нужно было подкреплять мыслеформой, и визуализацией своего организма, а особенно тех его участков, которые нуждались в исцелении. При этом мастер настолько глубоко погрузился в себя, что совершенно перестал воспринимать внешний мир.
* * *
— Помер всё-таки, — охнула старушка глядя на неподвижно сидящего Ивана, который казалось даже не дышал. — Или в кому впал?
— Нет, — спокойно ответил Юра. — Он в глубокой медитации. Чинит себя. У него хоть и третий ранг, но один из мастеров мне говорил, что Ваня в этом лучший.
— А и впрямь чинится, — подтвердила знахарка. — Вон, мелкие кровоподтеки, рассосались. Но все равно, он слишком слаб и разбит. Сильно его покалечило разрядкой. Может не будить? Пущай чинится дальше.
— Нет, бабушка. Он все равно долго в этом состоянии не пробудет. Истощит резерв и очнется. — Он приблизился к уху мастера. — Иван! — твердо позвал он. — Раз. Два. Три, — Юра хлопнул в ладоши, и наставник открыл глаза. — Ну как?
— Хреново, — констатировал Иван. — Но жить буду.
— Это коли не помрешь, — сказала знахарка. — Восстановиться в ближайшее время ты все одно не сможешь, потому я сделала вот что. — Она показала Ивану шесть флакончиков с янтарной жидкостью, что будто светилась изнутри. — Надеюсь, не сдашь старушку? Не охота на шибеницу, — ухмыльнулась она.
— Колдовское зелье. Настоящее. А ты бабуль не так проста.
— Ну, так, зря ведьмой кличут что ли? Пришлось один из ваших венков от побережек распотрошить, да поколдовать маленько. Хотя за эти венки вам самим шибеница светит. Ты сам нарушение всех правил. Запретные венки, якорь с духом, пес бесовский с вами. Юрка вон с силищей, кто знает, чем еще чешуйка твоя обернется. Засветитесь, так вас вздернут, «мама» сказать не успеешь.
— Юрка, кольцо, — опомнился Иван. — Кольцо забрал? Дед нам сейчас как никогда нужен.
— Зойка сказала, чо кольцо ваше в неразберихе затерялось, — ответила бабуля вместо Юры. — Да брешет конечно, стерва жадная. Стоит вам уехать, как оно вдруг сыщется.
— Жаль, конечно, — вздохнул мастер. — Да ничего. Скоро она его сама принесет.
— И скорей, чем ты думаешь, — хохотнула бабуля. — У ней в эту ночь, посредь лета все овощи померзли, куры сбежали, пес воет без умолку, а под матрацем яиц тухлых кто-то наложил.
— Я мимо пробегал, — с улыбкой добавил Юра. — А дед наш сидит на конуре собачей да псу песни срамные поет и мне весело подмигивает. А пес значит подпевает. Да так выводит, прямо мороз по коже.
Читать дальше