Дмитрий Коробкин - Мастер третьего ранга

— Да ты так кричал, когда тебя шарахнуло, что аж я в себя пришла.

Парень наскоро, без всяких прикрас, поведал старушке историю о земляном монстре. Она слушала, охала да качала головой, но не перебивала. И когда быстрый пересказ был окончен, посмотрела на мастера.

— Она сорвала с себя эту чешуйку, бросив ее мне, тем самым обнажила сердце и дала себя упокоить, — добавил Иван. — С тех пор я носил эту чешуйку на груди как талисман.

— Сердце материнское значит, — задумчиво произнесла бабуля, проведя поверх рубахи по чешуе. — То-то от нее силищей такой веет. Ты прав Иван. Это очень мощный талисман. Ты даже сам не знаешь, сколько он раз тебе жизнь спасал. И в этот раз он принял удар на себя, только поэтому ты жив и остался. — Она задумалась. — Теперь и ума не приложу, вырезать его аль нет. К худу иль к добру он с тобой сросся.

— Жанна, не дала мне сгинуть в пустоте, — сглотнув ком в горле, просипел Иван. — Она за руку вывела меня с того света. И я знаю, это был не сон и не галлюцинация. И еще она мне показала, что дорогой мне человек в опасности. Поэтому я срочно должен его спасти. Можете не верить. А я верю.

— Я тебе верю сынок, — тихо ответила старушка и с почтением снова погладила чешуйку. — Пусть остается в тебе. Не буду вырезать. Только не пущу я тебя никуда. Ты уж прости меня ведьму старую.

Иван не успел понять, что случилось. Грубый толчок в шею, и вот он снова провалился в темноту. На этот раз это была не та гибельная пустота, что была за гранью. Это был просто глубокий сон без сновидений.

Он куда-то рвался, продирался сквозь темные клочья, вытаскивал свое тело из вязкого, невидимого болота. Снова и снова Иван толкал свое тело вперед. И вырвался, наконец, к свету.

— Батюшки! Да как же это? — опешила знахарка, заметив, как Иван открыл глаза и зло посмотрел на нее. — Да так быстро! Хорошо спеленать успели.

Юра как раз крепко затянул последний узел.

— Отвяжите, — зло сказал Иван.

— Нет, — отрезала бабуля. — И вообще я тебя не слушаю. И ты его не слушай. — Обратилась она к парню. — Можешь меня, потом пристукнуть, мастер, но и не надейся, пока не оклемаешься, не отвяжу.

— Юра, я по-хорошему прошу. Отвяжи, — обратился он к парню.

— Нет, — ответил подмастерье, присел на стул и отвернул лицо.

— Юра, я от тебя отрекусь, если не развяжешь.

— Я готов это принять наставник, — дрогнувшим голосом ответил Юра, не поворачивая лица. — Главное, чтобы ты был жив, здоров, а я не пропаду. Выздоровеешь, тогда твоя воля.

— Да что ж вы за люди, мать вашу! Блин! — крича мастер, напрягся, рванулся, затрещали простыни, но не поддались. — Там человек гибнет. А вы… — подвывая от рвущей тело боли сипел он. — Юра, ты ведь знаешь, ты моя единственная родня. Я тебя как сына люблю. Но если Марья погибнет, я тебе этого никогда не прощу! Ты слышишь? Юра!

Парень не поворачивая лица, тихо всхлипнул, ничего не ответил, вскочил и исчез из поля зрения. Оставшись наедине с собой, Иван материл всех и вся. Еще никогда он не был в таком отчаянии как сейчас.

Когда подмастерье, вместе со старушкой, опять появился в поле зрения, то мастер тихо завывал от бессилья. Она горестно вздохнула и переглянулась с мрачным парнем.

— Аки волк на цепи. Развязывай его, Юра. Так он скорей себя угробит, полоумный. Иди, спасай свою волчицу, дурень! — Пока парень отвязывал все узлы она внимательно смотрела на притихшего мастера. — Ты понимаешь, что далеко не укостыляешь? Еще час назад ты был мертвяк мертвяком. И сейчас не лучше.

— Я в трезвом уме и твердой памяти. Ну не могу я так. Зная, что она гибнет. Я жить так не смогу. Не прощу себя никогда.

— Эх! Где ж ты был мастер, когда мне было двадцать годков? — грустно улыбнулась старушка и подмигнула Ивану. — Не было, тогда таких. Все о себе да, о себе кажный думал. Да пустое это. Сейчас мне надобно подумать кое, о чем.

Подмастерье помог приподняться, а после и сесть. Мастер зажмурился, заскрипел зубами, сдерживая крик. Боль слегка отступила, он открыл слезящиеся глаза и посмотрел на встревоженного парня.

— Не дрейфь Юрка, — попытался улыбнуться Иван. — И с поломанными ребрами, и с легким пробитым бегал. Не впервой. Как там голова моя, цела хоть?

— Целая. Регенерировала. Да вот только права бабушка. Ты едва живой. И куда ты вообще собрался Вань?

— Веришь, сам не знаю. Потому дай мне бумаги и чем рисовать.

Юра, не отходя достал из кармана старый засаленный блокнот и огрызок свинцового карандаша. Мастер с трудом начал, что-то чертить.