— Я бы этому мастеру, горло перерезала, — сурово сказала простодушная Полынь, не заметив выражение лица Ивана.
— Режь, — устало вздохнув, откинул голову он, оголив шею с выпирающим кадыком. — Ты в своем праве.
— Иван, — вскинулась Настя.
— Не сходи с ума, — поддержала ее Вера.
Гром тут же напрягся и подошел к мастеру. Он пытался заслонить его собой, от замершей в нерешительности лесавки, что ненавистным взглядом прожигала, охотника на таких, как она.
Лицо Ивана было таким уставшим, он будто состарился на десятки лет, и смотрел, как из — под медных локонов ненавистью горят ее полынные глаза.
— Гром, — легонько оттолкнул он пса. — Не мешай. Все хорошо дружище.
Взметнулась на ветру копна медных волос. Полынь отвернулась. Лицо ее оставалось суровым, но глаза затуманила поволока задумчивости. Из полынных глаз скатилась кристальная слеза, и ее унес поток ветра.
— Вот так девочки, — приняв нормальную позу констатировал он. — Так и живет мастер Иван Безродный, которому во сне являются погибшие, не чужие люди. Люди, которых знал. У которых жил. Которые делились с ним куском хлеба и слушали его рассказы долгими зимними вечерами. Работящие мужчины, любящие матери, ангелочки дети. Люди, которых не стало, потому что я испугался князя. Потому, что не понимал, что в природе все взаимосвязано. Не задумывался над тем, что существа тоже живые. Наконец я просто хотел заработать.
Да они не такие как мы, — посмотрел он в напряженную спину Полыни и потрепал пса за ухом. — Но они тоже любят, заботятся, возможно, чего-то боятся, они страдают и сострадают. Они лучше нас. Им не нужно лишнего, им достаточно того что есть.
А мы готовы убивать их, только потому, что они не люди. Потому что они другие. Потому что они мешают. Всегда и везде. Нам нужны их леса. Нам нужны их пещеры, верней то, что в них. Нам нужна их вода. Нам всегда нужно то, что принадлежит не нам.
Мы не приучены просить.
Потому для успокоения остатков совести мы этих других, причисляем к низшим существам, и без зазрения совести уничтожаем, чтобы под ногами не мешались, пока мы грабим их дома.
— Мой отец леший, — вдруг сказала Вера. — От него у меня способности. И мать всегда говорила, что он лучший, хоть и не такой как все. Боги, как же я связалась с этими уродами? Где были мои мозги? Я бы и отца родного не пожалела. Хорошо же нам наши куриные мозги промыли.
Настя молчала. Она была всегда упертой девчонкой, и спорила до конца, даже если была не права. Последнее слово должно быть всегда за ней.
— Пусть так, — прищурившись, протянула она. — Но рыбоголовы, мавки, оборотни там всякие. Встреча с ними стопроцентная смерть. Они всегда хотят одного. Убивать. Они не смотрят, какой ты человек. Ты для них обед.
— Тут все проще сестренка, — ответил мастер. — Их право нападать, наше защищаться. Я ведь не говорю, что мы должны поднять лапки кверху, мол, ешьте кто хотите. Есть те, кто по природе своей тупы и хотят только творить зло. И люди они или существа, нам с ними не по пути.
— А как же договориться? — продолжала упорствовать Настя.
— Насть, заткнись, а, — не выдержала Вера. — Это переходит в бред. Я вижу, ты спорщица знатная. Но прикуси — ка язычок, — строго попросила она.
Настя надулась и отвернулась. Вера, рассматривая свои ноготки, ушла в себя. Полынь уже не была напряжена, но предпочитала не поворачиваться. Чтобы не видеть мастера.
Дорога окончательно испортилась. Ухаб на ухабе. Бесконечная тряска начинала доводить Ивана до исступления. Тело ныло тупой, но напористой болью, что отзывалась вспышками на каждый ухаб.
Кузов хорошенько тряхнуло. Иван не сдержался и застонал от отдавшейся по всему телу вспышки боли. Девушки сразу же вскинулись. Они принялись охать и хлопотать над Иваном, помогать приподняться, поправлять спальник.
— Отойдите, — отстранила их Полынь. — Я сама.
— Не нужно, — запротестовал Иван. — Все нормально.
— Молчи, — приказала она и приобняла, устроившись рядом.
— Прости, — тихо сказал он лесавке. — Ты должна знать, что я не стою твоих сил. На моей совести…
— Молчи, — остановила она, приложив пахнущий медом палец к его губам. — Расслабься воин, — успокаивающим тоном прошептала она, испуская целебные волны. — Засыпай и не — о — чем не думай. Все хорошо. Спи.
Тряска перестала мешать, боль растворялась и уходила на задний план. Полынь задумчиво поглаживала его волосы, мастер задремал, и вскоре спал словно младенец, с легкой улыбкой на лице.
Читать дальше