Георгий Старков - Ночь

Опираясь на руки, я встала и сделала шаг к полосе, разграничивающей дорогу и лес. Стволы застыли, как на фотографии, лишь редкие опадающие листья давали знать, что передо мной не фотографический снимок, а реальный пейзаж. Я заметила, что кустов и молодых деревьев здесь не было, а ветки располагались высоко на стволах. Со сбором хвороста назревали проблемы.

Неприятно было ходить по палой листве — всё сморщилось и высохло, и под подошвами раздавался громкий хруст, будто я прогуливалась по костям. Я внимательно смотрела по сторонам в надежде отыскать что-нибудь полегче, чем многотонные стволы. Как назло, рядом с дорогой было чисто, будто корова языком лизнула. Росли какие-то колючие кустики, больше напоминающие траву; они доходили мне только до голени. Когда я несильно пнула одного из них, иссохший стебель отломался у основания, и куст с шуршанием упал.

Наконец, я увидела торчащий из-под земли корень большого дерева. Его можно было попытаться отломать, и я стала прокладывать дорогу к цели. Корень лежал в очень неудобном месте: чтобы взяться за него, мне пришлось податься вперёд, протискиваясь между двумя деревьями. Стволы обхватили мне грудь, как колодки, усиливая клаустрофобию. Чтобы действовать во всю мощь, мне понадобились обе руки. Я попробовала зажать фонарь в зубах и светить им перед собой, но челюсть ужасно заныла на пятой секунде эксперимента. Как это ни было неудобно, пришлось положить фонарь под ноги и заняться корнем вслепую. Я раскачивала его, надавливала локтями, тянула к себе, но он оставался на месте. Пот заструился по лбу; я начала терять терпение и стала с остервенением выкручивать упрямое деревце, вышёптывая не самые изысканные слова. Раздался треск, и корень — вернее, одна из его частей — остался у меня в руке. Я победно фыркнула и потащила его на дорогу.

Не мытьём, так катаньем я набрала кучу хвороста, которая показалась мне достаточной для разведения костра и поддержания его в течение нескольких часов. Я раньше кострами не занималась, так что могла только догадываться о правильности своих расчётов. Посмотрев на часы, я удивилась: если верить стрелкам, я потратила на сбор хвороста ни много ни мало два часа.

Сложив из хвороста нечто вроде шатра на середине дороги, я обложила его сухими листьями и вытащила коробок спичек. Перед тем, как поднести огонь к своему творению, критически осмотрела его со всех сторон: правильно ли я всё смастерила, не грозит ли мне пожар. Ветра, как я уже говорила, не чувствовалось. На дороге не было ничего, что могло бы подхватить искру. Я присела и чиркнула спичкой. Листья занялись сразу, вспыхнув ярко-жёлтым пламенем. Они притягивались, перенимая друг у друга огненного зайчика. Вскоре хворост, из которого был сделан «шатёр», начал потрескивать. Вверх потянулась струйка дыма — сначала тонкая, потом она стала чернее и гуще. Костёр разгорался.

Я стянула с кистей перчатки, которые надела во время работы, и поднесла руки к огню. Удивительное ощущение: до сих пор мне не казалось, что я мёрзну, но стоило почувствовать теплоту, исходящую от костра, и я осознала, что до этого момента находилась в состоянии замёрзшей сосульки. Честно, у меня начали стучать зубы, да так, что не попадали друг на друга. Желание тепла было ненасытным: как только я поворачивалась к огню правым боком, начинал мёрзнуть левый, а если я грела грудь, то спина отчаянно вопила, что она тоже имеет право на частичку заботы. Я вертелась у костра, забыв обо всём, пока щёки не запылали от жара, а подушечки пальцев не стали алыми. Тогда я напомнила себе, что костёр вечно гореть не будет, а с каждой минутой времени на благословенный сон остаётся меньше.

Спальный мешок или полотнище, чтобы лежать на нём, я, конечно, взять с собой не могла. Оставалось подоткнуть под голову рюкзак и лечь прямо на землю у костра с надеждой, что тёплая одежда заменит матрац. После утомительного труда очень хотелось принять ванну или душ, но о таких удобствах мне придётся забыть надолго. Сначала я лежала боком, повернувшись к костру, и наблюдала за пляской оранжевых искр, улетающих вверх. Интересно, думала я, есть ли в лесу кто-нибудь, кто сможет увидеть этот пылающий остов, кроме меня? Насекомые… гадюки… звери… неужто их тоже нет? Как-то не верилось. В городе я видела мёртвую собаку, разодранную монстром — это означало, что в чёрных тенях деревьев тоже может кто-то прятаться. Но доселе слух не улавливал никаких признаков жизни в этом тёмном месте, кроме треска сучьев. Зверей нет, сказала я себе. Бояться нечего. Ты здесь одна.