Игорь Азерин - WW III. Операция «Эпсилон»

Переулок. На одном из заборов – табличка: «1-я Лодочная улица». Остановились, чтобы сделать замер фона. Прибор зафиксировал 0,42мкЗв, то есть примерно то же, что на улице Титова, возле убежища. Впереди проулок делал поворот: путники направились к нему. Оказались на Курортной улице.

Сходу было сложно оценить, какие разрушения причинили здесь ударные волны. Причиной тому была общая ветхость прибрежного квартала (именуемого в народе Нахаловкой), в основном состоящего из деревянных построек как минимум полувековой давности. Многие из них были полузаброшены, а особо хламный вид имели хозяйственные строения, вроде курятников и сараев. Впрочем, некоторые разрушения были явно причинены недавно мощным напором воздуха – это развороченные кровли, окна без стёкол, поваленные антенны и ограды, сокрушённые теплицы огородников.

Вскоре Ильяс и Артём вышли на улочку с асфальтовым покрытием, на которой могли разъехаться два легковых автомобиля. Стали видны тут и там современные кирпичные и блочные дома с крышами из металлочерепицы.

Рахматуллин обратил внимание на листья. С одной стороны, преимущественно с восточной, оставшиеся на деревьях листья пожухли и скукожились – видимо, от испепеляющего жара двух термоядерных вспышек, которые произошли примерно в одинаковой дальности от этого места. С западной стороны деревья, кустарники и плетущиеся растения имели несколько более яркий… можно сказать, более живой вид.

Последствия двух ядерных взрывов были совершенно очевидны. Разрушения, разрушения, разрушения… Сорванные со стен пластиковые панели и клочья минерального утеплителя, вздыбленные листы металлических кровель, куски шифера… фанера, доски, упавшие деревья, оборванные провода, перекошенные тарелки спутниковых антенн, заваленные живые изгороди… Всё, всё было истерзано: каждое строение, каждое украшение сада или газона, всякое растение. И при этом над раненным миром нависло пугающее безмолвие. Не слышно лая собак, переклички птиц, голосов людей – словно не было здесь ни одного живого существа. Разве что изредка раздавался негромкий скрежет повреждённой ограды или кровли, да ещё треском и гулом обозначало себя горящее строение метрах в трёхстах к востоку.

Радиационный фон оставался на уровне ноль сорока микрозивертов. Похоже, как предполагал Ильяс, в основном это был результат общего повышения ионизации воздуха, почвы и предметов, потому что самые опасные радиационные эффекты ядерного взрыва не выходили за пределы одного – двух километров, в зависимости от высоты детонации заряда. Радиоактивных осадков, которые могут поднять уровень в миллионы раз, здесь не было.

Вышли к капитальному забору Дорожной клинической больницы. Свернули к северу и вскоре оказались на Саратовской улице, где находилось больничное КПП, но оно пустовало, а большие решётчатые ворота были открыты. Тут парни встретили человека.

Это был местный колдырь – пьяный, заспанного вида.

– О! —раскрыл он рот и развёл руки, увидев Артёма и Ильяса, вышедших ему навстречу из-за угла.

Дальше была беседа:

– Мужики. Мужики… Вы ведь мужики? – почему-то спросил пьяница.

Наверное, его смутили респираторы.

– А ты? – задал вопрос Артём, останавливаясь. – Мужик или баба?

– Мужик, – уверенно ответил колдырь… и тут же замял половую тему. – Мужики, а что случилось? Что за … (непонятно что)?

– Ты что, не проспался, что ли?

– Да нет… Нет, проснулся, а тут такое!.. Что за … (непонятно что), а? Мужики, что случилось?

– Война! Мать твою … (за ногу)! – в сердцах выкрикнул колдырю Артём.

Ильяс, успевший пройти на несколько шагов вперёд, остановился.

– Что, правда, что ли? – и внезапно на его лице нарисовалась догадка. – И-и! А я думаю, что такое?! Света нет… И вот это…

Он указал на поднимающийся от Ельцовского аэродрома дым; остальные последствия ядерных взрывов в том же направлении и на западе отсюда можно было принять за обычные облака, а туча копоти над районом теплоэлектростанции с этого места и вовсе была едва заметна.

– Я думал, может, авария какая-то… это… техногенная. А это что, ядерная бомба … (рванула)?

– Ага, ядрёная! – ответил ему Рахматуллин, и добавил еле слышно: – Как сивуха на хрене.

– Ё!.. Я смотрю – никого нет. Зашёл к Митричу, потом к Долбоносику, к Тёмке – никого! И Моренки нет… она у меня ночевала. И Ленка Микро, кажись, у меня осталась вчера. Я полночи с этими … (людями) бухал. Потом как-то резко вырубился.