Владимир Моисеев - Астрономы идут [СИ]

Магистр Захарий нахмурился.

— Печальное известие. Очевидно, что если начнется война, о духовном подвижничестве в Монастыре можно будет забыть. Нам будет не до астрономии. Наблюдения прекратятся. Мы будем бороться и выживать, потеряв надежду встретить покровителей.

— Нам не следует преувеличивать возможности короля Генриха, милорд, — сказал д'Иванов доверительно. — Так что вашу личную безопасность моя служба обеспечит надлежащим образом. Об этом можете не волноваться!

— Разве сейчас речь идет обо мне?

— Ну, не знаю. Мне показалось, что вам будет приятно услышать о моем намерении пролить за вас кровь.

— Вы ошиблись, д’Иванов! Меня волнует только судьба Монастыря!

— К сожалению, я контролирую далеко не все, есть ситуации, которые выходят за рамки моей компетенции, Более того, милорд, мне запрещено ими заниматься, — д’Иванов склонился в почтительном поклоне. — Известно, что обороной Монастыря и прочих подчиненных деревень занимается высокочтимая Айрис. Не сомневаюсь, что у нее уже готов план военной операции. Все мы знаем, как ответственно она относится к своим обязанностям.

— Хорошо. Ступайте.

Мучительное предчувствие неизбежной и жесткой войны после встречи с д'Ивановым только усилилось. Магистр Захарий готов был признать, что совершил ошибку, вызвав его для консультаций первым из членов Тайного совета. Давно известно, что д'Иванов, как никто другой, одним своим видом способен вызвать у любого человека приступы отчаяния и раздражительности, а уж если откроет рот и начнет говорить…

Магистр достал из шкафа комментарии к «Обещанию святого Иеронима» и попытался читать. Однако строчки прыгали перед глазами, а буквы не желали складываться в слова. Ему мешали сосредоточиться мысли о неизбежной войне. Он был близок к отчаянию, что за двадцать шесть лет жизни с ним случалось крайне редко. Никогда прежде противостояние с династией Наблюдателей не грозило Монастырю разрушением и кровью так явно. За двести лет тайного соперничества дело ни разу не доходило до кровопролития. Но сейчас сожжены несколько деревень, виновных перед Замком только в том, что обитатели их с симпатией относились к Монастырю. Неужели хрупкий мир бесповоротно нарушен?

Самое странное и самое ужасное в этой истории было то, что убедительных причин для начала открытой и беспощадной вражды магистр Захарий не видел. Он не понимал, зачем королю Генриху понадобилось нападать на далеких от политики монахов, которым — это не было тайной — не было никакого дела до короля и его попыток государственного строительства. Никто в Монастыре не возражал против того, чтобы светская власть в стране принадлежала Замку. Если бы дело было только в этом, договорились бы обязательно! Но происходило что-то невероятное. Королю Генриху оказалось мало согласия Монастыря — ему явно хотелось добиться полной и безоговорочной покорности. А вот это было невозможно. Неужели Генрих не понимает, что своими неуклюжими действиями уничтожает Мир святого Иеронима? Хрупкое равновесие так легко нарушить.

Теперь следовало познакомиться с мнениями других членов Тайного совета. Магистр вызвал высокочтимого Игнатия.

Он был старше остальных высокочтимых, говорили, что ему уже за сорок. Скорее всего, так оно и было — ведь Игнатий почти не изменился за те четырнадцать лет, когда они увиделись впервые. В те дни будущий магистр был маленьким, испуганным мальчиком, которого отец привел обучаться грамоте и счету, а Игнатий уже тогда был серьезным и мудрым, совсем как сейчас. Может быть, время не властно над вкусившими от знаний прежних людей? Магистр надеялся, что рано или поздно Игнатий поделится и секретом долголетия, и многими другими тайнами, которые собирают в монастырской библиотеке образованные. Нужно только подождать, нетерпеливость в Монастыре не поощрялась, даже если ее проявлял сам магистр.

— Знаете ли вы, высокочтимый Игнатий, о преступных замыслах Замка? — спросил магистр.

— Да, милорд.

— Не понимаю, чего конкретно хочет добиться король Генрих? Почему он вдруг решил нарушить миропорядок, завещанный нашими предками?

Игнатий поморщился.

— Конфликты между Замком и Монастырем случались и раньше. Короли из династии Наблюдателей всегда мечтали контролировать и направлять духовные поиски Монастыря. Надо полагать, что Генрих почему-то решил, что отныне это ему по силам. Мы должны понять, что заставило его изменить мнение и предать закон. Тогда мы с ним справимся.