Иван Сербин - Собачий Рай

Сергей задержался у дверей.

— Что? — поднял на него взгляд Поляков.

— Товарищ генерал-полковник, извините, что лезу с советами, но мне кажется, целесообразно незамедлительно выходить на самые высокие инстанции с предложением поднимать по боевой тревоге весь Московский военный округ. Особенно это касается частей, имеющих в своем распоряжении малую авиацию и бронетехнику. Боюсь, что одной лишь живой силой тут обойтись не получится.

— Я учту твой совет, Сережа, — кивнул Поляков. — Иди.

— Так точно, Константин Григорьевич. И еще… вам принести автомат?

— Что? — Сначала Полякову показалось, что он ослышался. — Какой еще автомат?

— «Калашников». Боюсь, другие будут просто неэффективны.

— Зачем?

— Для самозащиты.

— В здании же есть охрана.

— Константин Григорьевич, исходя из этого доклада, — Сергей указал на стопку листов, — я понял одно: в данный момент шансы у нас есть. Но пройдет еще пара часов, и они могут развеяться, как дым. И вот тогда машинки господина Калашникова станут на вес золота. И никакая охрана не сможет защитить вас от стаи даже в полсотни голов.

— Ты прав, Сережа, — кивнул Поляков устало. Генерал-майор изложил его собственные опасения вслух, придав им законченную, внятную и убедительную форму. Не потому, что так уж сильно беспокоился о своем начальнике. А на случай, если угроза минует. Этот предложенный автомат станет цениться еще дороже, нежели ценился бы в случае панического бегства. — Я как-то об этом не подумал. Принеси.

Генерал-майор кивнул и вышел из кабинета, а Поляков протянул руку к телефону с тисненой наклейкой на диске и снял трубку.

Внезапно далеко, за домами, разорвав в клочья небо, вспух огромный серебристый пузырь. Он становился все больше и больше, пока не лопнул оглушающей сиреной. Звук был настолько громким, что даже не воспринимался как звук. Скорее как непомерная, давящая тяжесть. Как если бы кто-то сбросил на город огромную чугунную чушку и та придавила бы к земле дома, деревья, машины, людей, все. Истеричное, трагическое рыдание взлетело к облакам. И тут же заработала еще одна сирена, но где-то очень далеко, может быть, в соседнем районе, а может, даже и на другом конце Москвы. А дальше…

Сначала откуда-то справа, затем слева, а потом отовсюду, не разобрать, далеко или близко, потек надрывный собачий вой. Родищев на слух определил, что собак не просто много. Их легион. Оттого и вой их звучал особенно страшно. Это была жуткая, сводящая с ума какофония самых разных по тону, напряженности и ярости звуков.

Родищев прикрыл форточку, обернулся.

— Странные дела творятся на белом свете, — сказал он. — Что скажете, Светлана Владимировна? Часто у вас тут такое случается?

Сидящая в кресле Светлана вздрогнула всем телом. Она блуждала где-то в лабиринтах собственных потаенных мыслей и, наверное, предпочла бы, чтобы ее ни о чем не спрашивали. А лучше бы и вовсе оставили в покое. Взгляд ее не понравился Родищеву. Пустой был взгляд, отсутствующий.

Мерцал на шикарной тумбе серой рябью экран громадного телевизора. Лилось из колонок «домашнего театра» безликое, приторное шипение.

«Домашний театр, — подумал Родищев. — Вот вам домашний японский театр „Кабуки“. Мимика и жест. А за окном — театр абсурда, драмы и комедии». Лаяли за окном собаки, докатывались редкие выстрелы. Грохотнула где-то далеко автоматная очередь. Потом еще. Взвыла автомобильная сигнализация. Бумкнул глухой, несильный взрыв. Но это еще дальше, кварталах в пяти. Над домами поднималась черная пелена гари. Родищеву даже показалось, что он чувствует ее запах. Едкий, раздражающе горький.

Он оглянулся на неработающий телевизор. В городе творилось что-то очень и очень нехорошее. Скорее всего, не настолько, чтобы этого стоило бояться, но опасаться — точно. И без оружия лучше бы на улице не показываться. И не без «люгера», а чего-нибудь посерьезнее…

— Светлана Владимировна, ау, голубушка, проснитесь, — напомнил Родищев. — Снимите-ка трубочку, позвоните в милицию, скажите, что на улице стреляют.

Светлана медленно, словно во сне, протянула руку к телефону. Это была неплохая идея. В отсутствие телевидения и радио милиция могла стать неплохим источником информации. Конечно, Родищев предпочел бы иметь под рукой рацию, способную принимать милицейскую волну, но ее не было.

С улицы, в открытую форточку, донеслись чьи-то крики. Родищев отодвинул занавеску, посмотрел в окно. По двору бежал человек. На нем были джинсы, кроссовки и черная матерчатая куртка с неуместной сейчас, улыбающейся желтой мордочкой на спине. Судя по прыти и метаниям из стороны в сторону, он удирал, причем удирал от человека с огнестрельным оружием. Иначе с чего бы эти дикие заячьи прыжки? Прошла пара секунд, и во дворе показались трое. На всех были разные брюки, а вот верх оказался беспокойно одинаковым — камуфляжные пятнистые куртки, похоже, совсем новенькие. Сверху Родищев не мог разглядеть лиц, но, судя по сложению, один был в годах, плечистый, здоровенный тип, с укороченным «Калашниковым». Двое же других — помоложе, один тоже с автоматом, второй с самозарядным карабином.